— Я неприлично одета, — ответила озадаченная Стеша, — надо срочно что-нибудь придумать. Подожди, я сейчас сконцентрируюсь и визуализирую какое-нибудь платье.
— Хорошо, — сказала Пема и принялась рассеянно разглядывать иностранных туристов, которые, весело переговариваясь, шли по дороге в Нижнюю Дхарамсалу.
Через несколько секунд на Стеше стали появляться лоскуты рубинового шелка, потом на пол хлынул хвост длинной юбки, и вышитая позолота в стиле раджастанских дворцов покрыла грудь и рукава, затмевая своим ярким блеском парчовые занавеси на окнах центрального храма.
— Что я наделала! — ахнула Стеша, растерянно посмотрев на Пему.
Та с нескрываемым восхищением и с затаившейся хитрой улыбкой пожала плечами и промолвила:
— А что, неплохо смотрится.
— Это первое, что пришло на ум, — стала оправдываться Стеша. — Вчера подобное платье я видела в кино на индийской принцессе. Правда, оно было синего цвета, рубин получился, потому что я часто концентрируюсь на Ваджрай-огини, а она, как ты знаешь, имеет рубиновый цвет. Что же мне делать, второй раз я уже не смогу, у меня нет на это больше сил.
— Да не переживай, иди так, — стала утешать ее Пема.
— Но как же я в этом пойду, меня все засмеют!
— Но ведь оно тебе идет, ты не должна обращать внимания на то, что думают другие, важно, с какой мотивацией подходишь к этому ты.
— Да, ты права, но какую мотивацию я могу придумать к этому великолепному платью, как не подношение его Джецун?
— Прекрасно, но ты ведь знаешь, Джецун подношение может взять, тогда ты останешься голой, — засмеялась Пема.
— Спасибо, подруга, ты очень мила, — промолвила Стеша и, выпрямив спину, как полагается в высоких кругах общества, подобрав складки платья и придерживая их слегка пальчиками, она, гордо развернувшись, пошла вверх по лестнице.
Около перил первой площадки столпились ошарашенные придворные, и даже сам Гомпо вышел в первые ряды, недоумевая, что означал этот великолепный прикид.
Стеша медленно плыла вверх по розовому с прожилками мрамору, неся величественно свою огненную голову. И если бы люди не знали, что когда-то эта девушка вышла из детдома, то явно бы поверили в исключительно благородную ее родословную, которая отмечалась в каждом ее движении, в каждом грациозном изгибе тела, в каждом неуловимом полувзгляде, в каждом еле заметном повороте головы…
На верхней площадке стояла Джецун. В этот раз она была женщиной, красивой и величественной. Пурпурная мантия, словно у воина, развевалась у нее за спиной, а на плече, слегка поддерживаемая рукой, лежала катванга. На голове покоилась пятиконечная корона, и куча костяных украшений полностью обрамляла ее фигуру до самого низа. В одной руке она держала чашу, наполненную красной жидкостью, в другой — кривой нож.
В окружении своей свиты, в которой был и Туптен, она молча смотрела на Стешу, пока та не взошла на верхнюю площадку.
— Вырядилась! Не рано ли ты надела такую одежду, дорогая? — спросила, усмехаясь, Джецун. — Какой шелк, и как он переливается, сколько золота, и как оно сверкает!
— Я думала, это платье тебе понравится, — ответила Стеша, слегка приседая в поклоне и опустив глаза.
— Нет, ты, бесспорно, рано стала мнить себя Богиней. Для этого тебе как минимум стоило бы отсидеть четыре бума ретрита, а ты не отсидела толком и одного. Тебе не стыдно?
Туптен громко захихикал и развязно сунул руки в карманы модных с нашивками штанов.
— Я сделаю их, Джецун, обещаю.
— Ну да, конечно, обещаешь. Что толку с твоих обещаний. Ты пропадаешь непонятно где, забросила всю практику, тобой интересуется полиция. Ты слишком заигралась, девочка.
Стеша молчала, ей не хотелось, чтобы их разговор слушали все жители и гости дворца, которые уже к тому времени плотно обступили верхнюю площадку, где стояла Джецун. Но действо продолжалось. И даже мраморные статуи Богинь, стоявшие на первом внешнем уровне, держа всевозможные подношения, стали оживать и укоризненно поглядывать на Стешу.
Она думала, что это какая-то ошибка, просто недоразумение, что Учитель не видит всей правды.
Может быть, он просто шутит или проверяет ее. Ведь он прекрасно должен знать, что занимается она практикой каждый день и помногу времени. Гораздо больше, чем даже те, кто живут при дворце, потому что она вводит в свою ежедневную программу дополнительно йогу, медитации и прослушивание лекций, и не тратит время на пустые разговоры и чаепития, за которыми обычно часами проводят придворные. Это только сейчас, когда появился Стивен, она из-за элементарного гостеприимства позволяет себе немного отвлечься.
Разве Учитель не знает, что она практически не выходит из дому или выходит только по делам, и выезд на мотоцикле — это всего лишь перерыв между сессиями?
Неужели Учитель не понимает, что она вовсе никогда не гуляла, как гуляют в этом понимании слова другие, даже те же самые придворные, о приключениях которых в Маклеогандже она сама знала немало? Но если она даже и позволяла себе посидеть с Санжеем в ресторане, то это был, как правило, лишь невинный ужин за дружеским столом.