Блаженная несвобода

Разве Учитель не видит, что полиция вовсе не ею интересуется, а Стивеном, который совершенно случайно ей встретился на дороге и которому она оказала помощь?

Стеша была в полном отчаянии, ее сердце задыхалось от еле сдерживаемых слез, казалось, еще немного, и она не выдержит, что-то разорвется внутри и зальет эту действительность неимоверной горечью ее отчаяния.

Не позора боялась она, по удовлетворенным лицам окружающих людей уже нетрудно было догадаться, что позор неминуем. Нет, Стеша боялась потерять веру. Именно и только вера в Джецун связывала ее с этим миром, именно и только вера не дала когда-то ей наложить на себя руки, именно и только Джецун был для нее и отец и мать, вместе взятые. И была эта надежда открыть ту самую дверь, за которой, как считала она, уже никогда не будет ни предательства, ни зависти, ни злобы людей. И единственной ее молитвой сейчас было, чтобы Учитель это увидел.

Но он ничего не видел!

— Что, вот спрашивается, ты вырядилась и явилась сюда? — продолжала распаляться Джецун.

— Вы меня звали, Джецун, я была вам нужна, я к вашим услугам, — пролепетала Стеша, еще больше склонив голову.

— Каким еще услугам? Ты мне не нужна. Уходи отсюда.

— Иди, иди отсюда, — вторил над ухом голос Гомпо.

И окружающее пространство заволновалось, зашумело и наполнилось множеством неразличимых по смыслу слов.

Стешины ноги подкосились, глаза затмила пелена, она повернулась и как зомби пошла обратно по лестнице.

Мир таял и отвердевал вновь. Она видела, как мраморные ступени отражали лучи солнца и слепили глаза, как лица людей искажались, словно в преломлении кривых зеркал, как небо стало очень плотным, а воздух звенел под множеством невидимых струн, которые должны были лопнуть, и тот инструмент, на который они были натянуты, должен был разлететься вдребезги. Но он не разлетелся…

Как ни странно, Стеша продолжала жить.

24

Стеша домой не пошла. Она пошла в самый большой ресторан Маклеоганджа и, сев за стол, что находился почти в самом центре зала, заказала виски с кока-колой.

Ей было все равно, что большая часть посетителей ресторана ее знала, что люди с нескрываемым осуждением смотрели на ее заказ, и их удивленные взгляды внимательно наблюдали, как она пьет виски, практически не закусывая.

Губы жгло и горло горело. Но ей было все равно. Она рассматривала разноцветные фонарики, украшавшие низкий потолок и огромную стену, которая состояла целиком из зеркала, отражавшего мир людей, и среди этих отраженных людей лицо Стеши было каким-то особенным.

А из низких окон, похожих на окна подводной лодки, нестерпимо тянуло вечерней сыростью.

Стеша «гуляла»!

Она праздновала не только пошатнувшуюся веру в своего Учителя, но и потерю своего хорошего друга Гонпо.

Когда лица посетителей слегка уже стали расплываться, среди них появилось новое лицо, и лицо это ей мило улыбалось.

— Стеша, как удивительно, что ты здесь! — вскричала Валя и, отстранившись от сопровождавших ее двух тибетцев, весело направилась к столу, где в одиночестве сидела Стеша.

— Валюшка, я так и знала, что тебя здесь встречу! — весело сказала Стеша, встав навстречу из-за стола и обнимая подругу.

— Не мудрено, это ведь самый любимый мой ресторан, — сказала Валя, плюхаясь рядом.

— Что будешь пить?

— То же, что и ты.

— Ух ты! А ты не боишься, что тебя осудят, в Индии ведь девушкам даже пиво неприлично пить?

— Ну ты ведь не боишься?

— Уже нет, мне все равно.

— Да, налицо явные перемены. Ты ведь мне в прошлом году так старательно объясняла правила поведения для женщин, пребывающих в Индию, чтобы не подпортить свою репутацию на всю жизнь, а сама сейчас их явно не придерживаешься.

— Ты знаешь, я поняла странную вещь, — стала объяснять Стеша, по-хозяйски наливая виски в поднесенный стакан, — что, соблюдай ты правила или не соблюдай, люди все равно, если им захочется, найдут, как тебя очернить… впрочем, так же, как и возвысить. Мне кажется, над всем этим работают некие глубинные механизмы взаимосвязей человека и общества.

— О, это уже интересно. Продолжи, пожалуйста.

— Все дело в том, что наши собственные накопления, я имею в виду действия, образы и мысли, каким-то образом влияют на этот процесс, а вовсе не абсолютный показатель значимости для общества того или иного индивида…

— Ты всегда начинаешь философствовать, когда пьешь?

— Наверное, просто мои повседневные мысли начинают просачиваться наружу. Обычно мне некому здесь это говорить. Просто здесь нет никого, кому бы это было интересно. Здесь можно говорить о том, где и в каком ресторане хорошо готовят, про грязь местных кухонь, про то, где можно купить шали или ритуальные предметы, про то, кто и с кем дружит… и много подобного пустословия, но все это так скучно… — Стеша откинулась на спинку стула и, отбросив челку назад, продолжала: — Скажи, пожалуйста, как можно колоссальный уровень мировой культуры, накопленный за всю историю человечества, вместить в одну тантрическую садхану? Или нет, не так, в один образ?

— В чей образ?

— Джецун.

Валя засмеялась.

— Вот ты смеешься, а ведь это совершенно не смешно…

— Значит, я тебя не очень поняла.