Блаженны мертвые

Она подошла к двери, снова прислушалась. Тишина. Лишь черный дрозд стрекочет вдали, подражая всем птицам сразу.

Сердце Анны стучало все быстрее и быстрее. Наверное, она просто себя накручивает. Понятное дело — одна с Элиасом, на безлюдном острове, тут кто хочешь задергается. Так уж устроен человек — нам ничего не стоит пройти по узкой планке, пока она лежит на земле, но подвесь ее над десятиметровой пропастью — и страх тут же впивает в нас свои когти. Хотя это та же самая планка.

Наверное, это крыса. Или лебедь.

Лебедь! Точно. Конечно лебедь, устроивший себе гнездо на острове. Лебедь — крупная птица.

Немного успокоившись, Анна пошла к Элиасу. Он лежал, повернув лицо к стене, словно разглядывая троллей на картинке, которая в наступивших сумерках казалась лишь темным прямоугольником на стене. Анна села на край кровати.

— Здравствуй, мой хороший. Ну как ты тут?

Звук ее голоса нарушил гнетущую тишину, отгоняя страхи. Тревога в груди постепенно улеглась.

— Когда я была маленькая, над моей кроватью тоже висела такая картинка. Только на ней тролль-папа удил рыбу со своей дочкой. У девочки в руках была удочка, а папа, такой большой и неуклюжий, показывал ей, как надо держать, осторожно придерживая дочку за локоть. Не помню, говорила ли я об этом маме, но, глядя на эту картинку, я всегда мечтала, чтобы у меня тоже был такой папа, который учил бы меня ловить рыбу, стоял у меня за спиной и был бы таким же большим и добрым. Ребенком мне ужасно хотелось стать троллем. В их мире все было таким простым — не имея ничего, они имели все.

Анна положила руки на колени, представляя себе ту картинку — где-то она сейчас? — вспоминая, как, встав на колени в своей постели, обводила пальцем контур лица тролля-папы.

Она вздохнула и посмотрела в окно. За стеклом маячил какой-то воздушный шар. Анна застыла, хватая воздух ртом. Шар оказался лицом. Раздувшимся, белым лицом с двумя черными дырами вместо глаз. Губы сгнили, обнажая зубы. Анна окаменела, не в силах отвести глаз от мертвеца. От носа осталась лишь впадина в мучнистой массе лица, словно слепленного из теста, в которое понатыкали ряд огромных зубов.

В окне показалась рука — такая же распухшая и мучнистая.

Анна завопила так, что у нее самой заложило уши.

Лицо отпрянуло и двинулось по направлению к двери. Анна вскочила с кровати, ударившись боком о край стола, но даже не почувствовав боли, выскочила в кухню...

Мама?

...вцепилась в ручку двери.

Мама?

Голос Элиаса звучал в ее голове. Упершись в стену, она изо всех сил потянула ручку на себя. Снаружи кто-то повернул ручку. Дернул.

Господи, пожалуйста, пожалуйста, не дай ему войти, Господи...

...мама, что...

...не дай ему войти...

...это такое?

Мертвец оказался сильным. Приоткрывшись, дверь хлопнула о косяк. Анна всхлипнула:

— Прочь, пошел прочь!

Она почти физически ощущала мертвую, тупую силу, с которой мертвец дергал дверь, пытаясь проникнуть в дом. Шею Анны сводило от ужаса, и она с трудом повернулась к кухне в поисках хоть какого-нибудь оружия, чего угодно.

На полке под столешницей валялся небольшой топорик, но Анна не могла выпустить ручку двери. Мертвец дернул сильнее, и сквозь возникшую щель в двери Анна вдруг увидела его целиком — голое распухшее тело, словно комки теста, нанизанные на позвоночник. И тут она поняла.

Утопленник. Это утопленник.

Анна нервно засмеялась, продолжая тянуть на себя дверь, и перед ней еще раз мелькнуло его полусгнившее, объеденное рыбами тело.

А как же остальные утопленники? Где они теперь?

Перед глазами встало целое море утопленников, жертв несчастных случаев — сколько их было за лето? Белые тела, колышущиеся в темной воде, задевая дно. Хищные рыбы, извивающиеся угри, ввинчивающиеся в тело и пожирающие его изнутри.

Мама!

В голосе Элиаса чувствовался испуг. Анна сейчас не могла ни порадоваться тому, что он с ней разговаривает, ни утешить его; единственное, что она могла, — это удерживать дверь, чтобы мертвецу не удалось войти в дом.

Руки ее затекли, устав от борьбы.

— Что тебе надо? Пошел прочь! Слышишь?

С той стороны вдруг отпустили ручку.

Дверь хлопнула в последний раз, и на ноги Анны посыпалась труха. Она затаила дыхание, прислушалась. Черный дрозд умолк, и она ясно различала стук, удаляющийся в сторону скал. Стук костей о камень. Мертвец ушел.

Мама, что это?

Она ответила:

Не бойся. Оно ушло.

В воздухе послышалось жужжание, словно к бухте приближалась целая флотилия моторных лодок. Анну так и подмывало крикнуть этой неведомой силе: хватит, оставь нас в покое, уходи! — но она побоялась испугать сына. Элиас тут же отступил, улетучился, и звук прекратился.