Блаженны нищие духом

Настин папа, красивый холеный мужчина, уроженец Днепропетровска, функционер от средмаша во втором поколении, был недоволен их встречами. Судьба дочери была им расписана на ближайшие десять лет в мельчайших деталях, и всякое отклонение от намеченного курса приводило его в дурное расположение духа. Поджидая Настю в кресле допоздна, он читал прессу, время от времени демонстративно громко шелестя газетой. Некрасивая и нескладная мама молча занималась домашними делами: несмотря на свою педагогическую занятость, она содержала четырехкомнатную квартиру в идеальном порядке, что требовало немалых усилий. Тайно ей Андрей нравился. Высокий, плечистый, длинноногий, мужественный Андрей и тоненькая русоволосая, бесконечно женственная и беззащитная Настя были, конечно же, парой. Она часто думала о том, что если бы судьба их все-таки связала бы, то Настин отец с его огромными связями мог бы посодействовать ему и в поступлении в вуз, и в дальнейшем продвижении на художественном поприще. Она почему-то была уверена, что имя Андрея еще прогремит, и Насте не пришлось бы стыдиться мезальянса. Но она даже не смела заикнуться об этом. Отец Андрея сидел в тюрьме, а в их кругу дети, вопреки печально известной поговорке, были ответственны за поступки родителей. Она то и дело украдкой выглядывала в окно, ловила аромат сирени и переживала вместе с дочерью шальное счастье первых свиданий. «Пусть, — думала она, — как бы ни сложилась ее жизнь, ей будет что вспомнить». В порядочности Андрея она не сомневалась, но часто думала, что если даже у них что-то и случится, то пусть.

И еще в ту весну Андрей рисовал ночь. Она все время выходила разной, то спокойной, тихой, со спящими белоснежными садами, то тревожной, с багровыми отсветами то ли заката, то ли города… И последним его рисунком в той жизни была стремительно идущая женщина в развевающихся черных одеждах, разрывающая перед собой руками какую-то невидимую завесу… И это тоже была Ночь. И у этой Ночи было Настино лицо. На последнем свидании он подарил картину Насте и попросил ее не приходить на проводы. Три дня Настя плакала над ней, а на четвертый отец вызвал ее к себе в кабинет для серьезного разговора. Картину упрятали подальше, на антресоли, а через какое-то время тайно выбросили.

Осенью 1986 года Андрей ушел в армию, а через полгода по нелепому ли недоразумению, по чужой ли халатности, его сначала отправили в Среднюю Азию, а оттуда в Афганистан.

АНИ. КОРНИ

Дед Ани, Григорий, старинного дворянского рода, был богат и непростительно хорош собой. Высокомерный, неприступный, насмешливый, он слыл женоненавистником, а посему в Петербурге не нашлось бы практически ни одной процветающей дворянской семьи, где бы он не разбил сердце дочери ли, супруге ли, сестре ли, а то и всем вместе взятым. С захудалыми и обедневшими семьями он дела не имел, но не по причине возможной матримониальной корысти с их стороны — жениться он в ближайшие десять лет (а ему было уже хорошо за тридцать) не собирался, да и вообще подумывал о том, чтобы остаться холостяком. Просто не считал для себя возможным общаться с людьми, не входящими в его изысканный крут. Сентиментальные истории о бедных, благородных, но несчастных красавицах повергали его в пучину сарказма, и он, немножко играя во Вронского, часто любил повторять:

— Банальность — это не мое. Not in my line.

И тем не менее так получилось, что сам Григорий, незаметно для себя спуская состояние точно так же, как его спускали другие, на святки наибанальнейшим образом проигрался в карты. Чтобы расплатиться с долгом чести, пришлось просить взаймы у одного из своих могущественных родственников. Родственник, довольно известный государственный деятель, памятуя о подозрениях насчет своей эмансипированной жены и Григория, не смог отказать себе в удовольствии унизить последнего всеми возможными способами, но, в конечном счете, дал требуемую сумму, однако с условием, что к весне получит деньги обратно: в России было неспокойно, и он, не так давно переправив основной капитал за границу, собирался в ближайшее время подать в отставку и отбыть с семьей на год-два в страну с более мягким климатом.

Денег не предвиделось, и надо было что-то срочно предпринимать. Но что же такое оригинальное мог придумать проигравшийся в пух и прах холостой мужчина, дворянин, человек слова и чести, чтобы добыть презренный металл? Только одно, пошлое и банальное: жениться на богатой.