Блаженные шуты

О да, он был неподражаем. И он это понимал; хотя с моих высот разглядеть его лицо я не могла. Но по голосу было очевидно, что он упивается собой. В стенах часовни его голос был слышен отовсюду. Они ловили каждое слово, и, поражая их, слова разлетались по всей глубине часовни. Все декорации соответствовали должным местам: жаровни, свечи, груды цветов, — суля рай или ад. Очень много зависит, поучал меня Лемерль в наши парижские дни, от мастерского выбора положения нескольких предметов простейшего реквизита: лилия в волосах или жемчужные четки в руке подчеркивали невинность даже у самой разнузданной шлюхи; нарочито выставленный напоказ кричащий эфес шпаги у пояса отобьет охоту обидчика — пусть даже в ножнах вовсе шпаги нет. Люди видят то, что хотят увидеть. Потому-то он и выигрывает в карты, потому-то сестры так и не узнали, кто прячется под личиной Нечестивой Монахини. Таков его стиль: искусство и сбивание с толку. И хоть я видела тюки, разбросанные вдоль по стенам, хоть уже чуяла запах масла, которым он поджигал солому, догадывалась о том, что под каждой скамьей разбросаны масляные тряпки, но сестры были слишком слепы сейчас в этом дыму и парах ладана, чтобы все это заметить, они видели лишь эту сцену и это представление, к лицезрению которого так старательно их готовили.

Но я... с моей выгодной позиции мне было видно все. Благодаря Джордано я знала кое-что про механизмы и запальные устройства; дальше оставалось лишь пораскинуть мозгами. Достаточно, пожалуй, одной умело запущенной — скажем, с кафедры, — искры, и все вмиг произойдет. И тогда, как сказала Антуана, и возгорится пламя.

Надо быть предельно осторожной, твердила я себе. Важней всего выбрать точный момент. Мне казалось, я разгадала его замысел; теперь оставалось молиться, что это именно так. Пока он полностью не продемонстрирует все свои таланты, действовать он не начнет; искушения слегка покрасоваться он не упустит никогда. Тщеславие — его слабость. Он превыше всего лицедей, и без зрителей он не может. Вот тут-то, как надеялась я, и постигнет его крах. И я ждала, закусив губу. Вот шепот пробежал по собравшимся: наконец появился долгожданный епископ.

ѻѻѻ

♠

Вот он. Явился точно после моей реплики. Тут неплохо бы музыку, подумалось мне. Музыка великолепно поднимает настроение, придавая необходимый пафос и драматичность вяло текущему спектаклю. Не скажу, что нынешний протекает вяло, но я считаю, что вкрапление латыни всегда выигрышно; кроме того, это слегка потянуло бы время, предоставив возможность Арно спокойно проследовать внутрь. Итак, Псалом тридцатый. По моему знаку паства, шаркая ногами, поднялась со скамей.

«In te, Domine, speravi, non confundar in aeternum: in justicia tua libera те»[62].

Я заметил, как вздрогнула Маргерита при звуках латыни. Клемент замотала головой, скалясь во весь рот.

«Inclina ad me aurem tuam, accelera ut eruas me»[63].

Разумеется, Клемент никогда не блистала способностями в познании латыни; возможно, теперь латынь в ее мозгу вызывала картины наших ночных свиданий, оживляемых поочередно то отваром Жюльетты, то ловким пособничеством моей тайной иглы. Так или иначе, но она принялась возбужденно раскачиваться, все сильней и сильней по мере произнесения псалма. Стоявшая рядом Томасина включилась в ее движения, начав неловко переминаться с ноги на ногу.

«Esto mihi in Deum protectorem, et in dominum refugii: ut salvum me facias»[64].

Беспокойство уже передалось к Виржини, которая, воздев голову, бессмысленным взглядом уставилась ввысь. При имени Господа она тихонько пискнула и сдавила пальцами грудь. Пиетэ хихикнула. С удовлетворенной улыбкой я ожидал неизбежного, между тем Арно со своей небольшой свитой был уже у главного входа в часовню.

Запах ладана был густ и мускусно любострастен — что, надеюсь, возмутило его привередливый нюх! — и сливался с запахом женской плоти. Уж хотя бы этому, подумалось мне, я их научил, хоть эти перемены в них вызвал: теперь их пот пропах, даже вонял их страхами, их желаниями. Я им кое-что в них приоткрыл; если угодно, некий тайный сад (видите, Соломон по-прежнему вдохновляет меня!), наполненный алчностью к земным радостям. Надеюсь, он сам учует этот запах, прежде всего исходящий от его племянницы, его драгоценнейшей племянницы, гордости всего семейства. Надеюсь, что он задохнется от этого запаха.