Блаженные шуты

Общие взоры устремлялись от мужчины к парящей в воздухе женщине, от парящей женщины к мужчине... Тишина воцарилась невыносимая. И тут Лемерль поднял глаза прямо на меня, и я увидела вызов в его взгляде.

Ну что, повоюем, Гарпия?

В немом вопросе не было злорадства, просто глаза блеснули предвкушением игры, возгоревшейся до белого каления страстью игрока.

Я кивнула едва заметно, но я знаю, он понял.

♠

Гром по сценарию. Повезло тебе, Жюльетта. Он мог ведь причитаться и мне.

Спросил себя: она ждет, что я дам деру? Ждет, что я укроюсь в тени? Как бы не так. И все же мне до смешного радостно, что моя ученица решилась переиграть своего наставника в его собственной обманной игре. Она глядит на меня сверху вниз, моя прелестная хищная птица, и мы понимаем друг друга без слов. Вопреки самому себе, вопреки опасности, я сыграю в твою игру, настолько мне не терпится узнать, хорошо ли я тебя выучил.

♥

Толпа — только лица, рты настежь, как будто ждут с неба манны небесной. В небесах быстро надвигалась гроза; вот дождь перешел в град, который гремит по филенкам, точно игральные кости. Хоть крыша частично заслоняет меня сверху, но она в плачевном состоянии, и я с холодком внутри понимаю, что единственной градины, попавшей прямо в меня, может быть достаточно, чтобы выбить из равновесия и опрокинуть вниз. Не на это ли он рассчитывает? Я думала, что он хотя бы опровергнет мое обвинение, но он как будто выжидает, словно вынашивает какой-то новый план...

И стоило мне это осознать, я чуть не сорвалась с каната. Конечно! Даже со своей выгодной позиции, когда все раскрылось передо мной, я, как и все остальные, была сбита с толку. Я так увлеклась созерцанием Лемерля, что едва заметила притаившуюся в его тени Изабеллу. Лишь сейчас, обозрев эту небольшую сцену, я полностью поняла его замысел. Изабелла сама и была этим запалом. Он вовсе не собирался сам запаливать костер, он хотел увидеть лицо епископа, когда его племянница пожертвует собственной жизнью, и кто знает, сколько еще других последует за нею в отчаянной попытке вступить в бой с Дьяволом. Лемерль вселил в нее эту отраву; одно его слово может привести ее в действие. Теперь до меня дошел смысл повторяющихся служб, постоянные упоминания таких святых великомучеников, как святые Агата, Перпетуя, Маргарита Александрийская, или же святых чудотворцев, таких, как Кристина Чудотворная, которая сквозь пламя невредимой вознеслась к небесам.

Мне уже представилась эта картина: в тяжелом, промасленном облачении она занимается пламенем вмиг, точно летняя пожухлая стерня. Я слыхала, что подобное случается на сцене, во время балета, когда тюлевая пачка чуть касается перегретого стекла у рампы, и огонь принимается с акробатической ловкостью перескакивать с одной танцовщицы на другую, превращая каждую в факел, запаливая волосы, взмывая под самый потолок подрагивающей башней огня и дыма. Целые труппы актеров сгорали в считанные секунды, рассказывал Лемерль, который однажды сам это видел, но — Боже ты мой! — какое яркое зрелище!

Я поймала на себе ее взгляд, когда, очнувшись, я вспомнила о ней. Надо действовать крайне осторожно: недостаточно просто прервать краснобайство Лемерля или освободить сестер от дурмана пляски; недостаточно даже и поставить под сомнение личность отца Коломбэна, поддержав обвинения епископа против него. Надо убедить Изабеллу, и только ее. Вопрос только в том, насколько серьезно она успела переродиться.

— Святой Мари-де-ля-Мер не существует!

Она как будто прочла мои мысли. Окружившие ее сестры ждали сигнала, а Лемерль смотрел на свою ученицу с улыбкой игрока, у которого на руках главные козыри.

— Как я уже сказал, — произнес он невозмутимо, — среди нас есть по крайней мере один обманщик. Кто бы это мог быть? Кому веришь ты? Кто никогда не тебе лгал?

Изабелла взглянула на меня, потом снова на Лемерля.

— Я верю вам, — тихо сказала она и потянулась рукой к жаровне.

♠

Веревка слишком слабо натянута. Я сразу это заметил. Только что она поменяла позицию и покачнулась, вцепившись большими пальцами ног в едва видимую веревку, чтоб удержать ее от раскачивания. И что теперь, моя гарпия? Через десять секунд все вспыхнет ярким пламенем. Отважная попытка, Жюльетта, но поздно, слишком поздно. Мне, если признаться, жаль тебя до боли, но это твой выбор. Должен сказать, я и не предполагал, что ты способна меня предать, хотя мудрый человек должен предвидеть любую случайность. Ты слетишь со своего насеста прямо в пламя, птица моя. Пожалуй, уж лучше такой конец, чем жизнь с подрезанными крыльями на птичьем дворе среди гусынь.

— «Vade retro, Satanas!»[66] — прозвучало сверху.