Читаем Блаженные времена, хрупкий мир полностью

Впервые Лео Зингера назвали просто «профессором». Юдифь моментально поняла, о ком идет речь, она находила это apelido, то есть прозвище, остроумным и точным, но тон, которым Лукас это сказал, ей не понравился.

Значит, о том, как он упал в воду, корректней следует выразиться — тут Лукас поднял указательный палец — прыгнул. Прыгнул, разумеется. Там, у себя в башке. Лукас постучал указательным пальцем по лбу. Профессор печального образа, сказал Лукас, рот его был набит до отказа, лицо расплылось до невозможности, оно, казалось, готово было лопнуть. Мудрые речи и нелепые поступки, сказал Лукас, мотая головой, дивно, просто дивно, ты посмотри только, в этом ломтике проволоне видна даже структура замешивания сырной массы. Сырную массу разогревают в сыворотке, разрезают, она недолго бродит, потом ее разминают в горячей воде, вытягивают и скручивают в жгуты, снова нагревают и лепят из нее груши, шары, колбасы, причем классическая форма — грушевидная. Они застывают в холодной воде, прежде чем попасть в соляную ванну. У первосортного проволоне, когда разрезаешь эту грушу, заметна еще вся эта структура замешивания, например, вот здесь, видишь. Выглядит, как едва заметные трещинки. Да. Профессор. Печальный образ. Он, извини, Лукас с трудом проглотил, мотнув головой, и тут же невольно рыгнул, он явно хочет сделать меня своим Санчо Пансой, но, Лукас опрокинул рюмку граппы и встряхнулся, сыр! Ты совсем не хочешь сыру? Зря, такого ты дома никогда не попробуешь.

Дома, подумала Юдифь, это для Лукаса нечто само собой разумеющееся. Как для него все просто и естественно. То, что он везде, как дома. И то, что, где бы он ни был, он всегда знает, чем здесь можно набить брюхо. То, что какой уж он есть, такой и есть. И уверен, что, когда он гнусно отзывается о человеке, его, конечно, поддержат. А ведь как раз об этом Лео и говорил за ужином, об ограниченности человека, когда он признает только собственные правила поведения, и если бы Лукас понял суть этих слов, он сейчас так не говорил бы. Она почувствовала отвращение к нему, он кое-что верно подметил, но не уловил самого главного, а именно…

Ты заметила, как он вел себя по дороге в ресторан и потом за столом? Кстати — маленькими порциями. Как это дорого, да и невкусно, есть маленькими порциями. А миленький был ресторанчик, да? А, неважно. В общем, Лео за ужином. Это было поучительно. Все сразу стало ясно.

Безусловно, сказала Юдифь. Ей хотелось напомнить Лукасу о том, что Лео рассказывал за ужином, сказать ему, что он мог извлечь из этого кое-что полезное, но Лукас уже говорил дальше, вдохновленный предполагаемым одобрением Юдифи, в котором был уверен. Он вел себя, как молодой театральный любовник. Новый костюм, новая роль. Ведь смешно это выглядело, правда? Купи мы ему рыцарские доспехи, он бы вообразил себя рыцарем. А кстати, надо было купить. Он еще налил себе граппы и снова выпил. Влюбленный взгляд. Почти такой же, как у Лео за ужином. Не такой уверенный, но зато более наглый и поверхностный. В последний раз на какой-то миг показалось, что Лукас — ученик Лео. Надо было. Лео в этих рыцарских доспехах смог бы изложить объективные причины того, почему он может дать себе и миру свободу, только надев их на себя.

А если бы мы купили ему деревенскую юбку, слышишь, надо было купить ему юбку, он прыснул со смеху. Юдифь неприятно поразило то, что Лукас в кое-каких частностях был прав, но в целом — так ошибался. И был так несправедлив. Неправда. Лео не был смешон. А если и был, то — не только смешон. Она пила граппу и подыскивала слова, но какие? Приходили на ум слова в защиту Лео, но все получалось как-то нескладно, кроме того, она ведь пила, чтобы все стереть из памяти, и образы, и слова. Всплывали и слова, посылающие Лукаса к черту, но эти слова были бессильны, слабое эхо, отзвук слов, которые говорил сам Лукас; раз он не слышал их, пока говорил сам, то он не услышит их, если она будет шевелить губами, она просто смотрела на Лукаса, молча, даже не молча — тихо. Но ведь ему ничего нельзя сказать в ответ, сказал Лукас, он говорит и говорит, мне кажется, все, что он говорил, было очень интересно, но…

Перейти на страницу:

Все книги серии Австрийская библиотека в Санкт-Петербурге

Стужа
Стужа

Томас Бернхард (1931–1989) — один из всемирно известных австрийских авторов минувшего XX века. Едва ли не каждое его произведение, а перу писателя принадлежат многочисленные романы и пьесы, стихотворения и рассказы, вызывало при своем появлении шумный, порой с оттенком скандальности, отклик. Причина тому — полемичность по отношению к сложившимся представлениям и современным мифам, своеобразие формы, которой читатель не столько наслаждается, сколько «овладевает».Роман «Стужа» (1963), в центре которого — человек с измененным сознанием — затрагивает комплекс как чисто австрийских, так и общезначимых проблем. Это — многослойное повествование о человеческом страдании, о достоинстве личности, о смысле и бессмысленности истории. «Стужа» — первый и значительный успех писателя.

Томас Бернхард

Современная проза / Проза / Классическая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры / Детективы
Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное