Блаженный Августин за 90 минут

Первым настоящим философом Средневековья был Иоанн Скот Эриугена. Он родился в начале IX века и, возможно, некоторое время работал при дворе французского короля Карла Лысого. Иоанн Скот рассматривал человека как микрокосм Вселенной. Своими чувствами он воспринимает мир, разумом осознает причины и следствия вещей и умом достигает Бога. Что еще более важно, Иоанн Скот верил в эффективность чисто философского спора. Разум (т. е. философия) так же годился для выявления истины, как и богословие (т. е. откровение или вера). И так как истину выявляли оба эти способа, они никогда друг другу серьезно не противоречили. Но когда появляется противоречие, лучше опираться на разум. Скот отстаивал тот взгляд, что истинная религия — истинная философия; но истинная философия также есть истинная религия. Это мнение вызвало ярость церкви и было осуждено аж двумя соборами как "шотландская каша".

Несмотря на такое отношение, философия смогла выжить в средние века. Популярность "Утешения философией" Боэция и «Исповеди» Августина гарантировала, что монашеская традиция будет поддерживать связь с традицией Платона. Основная часть «Исповеди» посвящена духовным превратностям Августина на пути к лику святых, но последние три книги (XI–XIII) в основном содержат философские проблемы. "Как начался мир?", "Что такое время?", "Существуют ли прошлое и будущее?" — вот некоторые проблемы, которые Августин поднимает и на которые пытается ответить. И желающие читать его работы могли обнаружить множество жемчужных зерен истинно философских размышлений среди диатриб против еретиков, объяснений механики полового акта без похоти и так далее.

Августин не мог не оказать глубокого влияния на мыслителей Средневековья. Самым важным среди них, вероятно, был св. Ансельм, основатель схоластики (XI в.) — псевдофилософии, которая доминировала в течение всего Средневековья. Схоластика — это попытка возвести строение истинно философской мысли на фундаменте жесткой религиозной догмы. Первое — подлежит философской аргументации, последнее — нет. Философская аргументация была разнообразной и проводилась с тщательностью педантизма, но если кто-нибудь непреднамеренно начинал подвергать сомнению догму, он мог с легкостью закончить свою жизнь на костре. В скором времени главным приемом философских дебатов стала демонстрация того, что оппонент совершил основную ошибку — впал в противоречие догме. Философия стала опасной силовой игрой для немногих, обладающих блестящим умом и немалыми амбициями. (Психологи считают, что настоящей причиной философского спора является побуждение к доминированию, где цель — болезненное унижение побежденного эго. И это не такое уж искусственное построение, если рассматривать философский спор как аналог шахмат. С другой стороны, к такому выводу приходишь, только если рассматривать спор как нечто, совсем не имеющее отношение к поиску истины…)

Эти соображения не так уж ложны и легкомысленны, как может показаться. И снова Августин приложил к этому руку. Древние греки просто соглашались с тем, что можно иметь разные взгляды на философские проблемы. Стоик Диоген высмеивал членов Академии Платона, но дальше этого дело не шло. Со слиянием философии и христианства все изменилось. Августин не имел в виду чисто академические дебаты, атакуя ересь донатистов и пелагиан. Они раскалывали христианство, и он захотел уничтожить их. Нужно было разрушить их философскую базу разумной аргументацией. Такие методы применяются ныне так же, как и во времена Августина: его силовая игра с Пелагием (Морганом) немногим отличалась от «философского» диспута между Сталиным и Троцким касательно разных интерпретаций коммунистического священного писания. Проигравший осуждался как еретик и уничтожался вместе с последователями. Большинство битв между жесткими догмами ставили себе целью завоевать сердца и умы.

Когда философия (и ее методы) используются таким образом, философия действительно становится силовой игрой. Но при этом возникает фундаментальный вопрос. Августин — тот, кто об этом, кажется, не задумывается. Когда философия не используется таким образом? Существуют ли обстоятельства, когда философия не является силовой игрой: хотя и руководствуется самыми жесткими методами — но теми, которые могут привести нас к истине? Кто чувствует себя достаточно уверенным, чтобы ответить на этот вопрос, должен обдумать слова Ксенофана: "Никто не знает или никогда не узнает правду о богах и всем прочем; ибо, если кому-то удастся сказать всю правду, ни один из нас этого не узнает". Большая часть философов XX столетия с этим согласны, как были согласны греческие философы и скептики. Действительно, если мы не можем знать правду, психологический довод становится почти неотразимым — владеющий лучшей аргументацией выигрывает. К счастью, сегодня мы признаем, что в философском споре побеждают именно философские аргументы.