Еще раз была в Урене уже после смерти старца. Мне дали его фотографию. Было это перед первым сентября, много народа. Я говорю: «Ой, как много людей, а мне нужно обязательно уехать в город». — «Если ты счастливая — доедешь». А я смотрю на карточку старца и отвечаю: «Да, я счастливая». Первая машина прошла с красным флагом, зерно везли. Вторая прошла, третья идет. Меня как кто толкнул — я побежала за ней. Машина идет — я бегу, машина идет — я бегу, машина идет — я бегу. Вдруг она остановилась. Из кабины вышел мужчина и говорит: «Некуда». Но кто-то сошел, и я забралась в кузов. Какой-то старичок спросил: «Откуда ты узнала, что машина остановится?».
РАХИЛЬ
Василий Михайлович Двигов и супруга его, Анна Трифоновна, жили в городе Ульяновске на углу улиц Гончаровой и Красноармейской. Мы вместе с ним шли из церкви. Со мной была сестра Тоня. Он говорит: «Девчонки, идемте в гости, хозяйка пироги испекла». Так и познакомились.
Василий Михаилович в окно увидел нищую и говорит жене: «Иди на базар, купи сапоги. Вон — нищая без сапог ходит». Он был свечник, делал свечи для всех городских церквей. Все средства тратили на нищих и сирот. Но в это не верили. Кто-то из родственников, из зависти, оклеветал его. Василий Михайлович несколько месяцев просидел в тюрьме. Дома делали обыск, но никаких богатств не нашли. Двиговы часто бывали у о. Василия. В подарок старцу они купили большие настенные часы с боем. Василий Михайлович и мы с Тоней повезли их в Копышовку. От железнодорожной станции везли Василия Михайловича на санках, а он держал в руках часы. Когда пришли к старцу, он сказал: «Я ждал вас в восемь часов». А мы с горки — бегом, вот и пришли на пятнадцать минут раньше. «Как трудно к тебе добраться», — сказал Василий Михайлович. Часы повесили так, чтобы хорошо было видно старцу. Он попросил: «Поставьте по-московски». Перед приездом Василия Михайловича о. Василий говорил Луше: «Иди, купи «маленькую», Василий Михайлович должен приехать». Луша покупала и ставила под кровать старца. Приехали мы тогда, Василий Михайлович сразу выпил рюмочку. Истопили баню. После бани он говорит старцу: «Ну, я полез», — и достал из-под кровати «маленькую».
— Пусть, — улыбнулся старец, — Господь любит веселых. Анна Трифоновна жаловалась на мужа о. Василию, что он выпивает. Старец сказал:
— Он милостию своею спасется.
Как-то о. Василий спросил: «Сколько времени?» Луша ответила: «Пять часов утра». — «А я только что с молитвы вернулся».
АЛЕКСАНДРА СУТЫРКИНА. УРЕНЬ
Раньше машин-то было мало. Ехали на поезде до Чуфарово, до Уреня еще двадцать пять километров. Один пошел пешком. Валенки у него были маловаты, ноги намокли, стали болеть — идти не мог, стал замерзать. Два мужика ехали на санях, растолкали его. «Уреньский, — говорит, — к смерти готовлюсь». Привезли домой, сапоги разрезали — одна нога уже почернела. Фельдшер говорит:
— Петя, у тебя гангрена, надо в больницу, отрезать. Мать пошла к старцу Василию.
— Иди, Маня, домой, Петя успокоился, — сказал старец.
— Какой — успокоился, он на стенки мечется.
— Иди, иди.
На третий день пришел фельдшер:
— Ну, что, едем на отрезание?
Нога была завязана детским одеялом. Развязали. Чернота-то отстала, а там красное тело.
— Чем, — спрашивает, — вы лечили?
Про старца тогда говорить нельзя было. Они сказали: гусиным
МАРИЯ ПОДПРУГИНА. КОПЫШОВКА
О. Василий всегда нам помогал. Скотинушка болела — ходила к нему, просила помолиться. Без скотинушки-то мы бы не прожили. И он помогал. Когда не было долго дождя, ходили всем селом — старца Василия везли на тележке — в Широкий Дол, за несколько верст от Копышовки. Там овраги и родники. Ходили молиться, дождя просить, и Господь посылал дождь.
АЛЕКСАНДРА ФОМИНА. БЕЛОЗЕРЬЕ
Во время войны (в конце, когда некоторые уже возвращались) ходила к старцу Василию спросить о муже: жив ли? Старец заплакал и сказал:
— Молись за упокой.
Потом велел накормить меня блинами.
РАХИЛЬ
Мы тогда жили в Тагае. Сидели на земляном полу, стегали одеяла. Вбежала старица Зинаида и говорит: «Вот он-то был портной, преподобный Симеон Верхотурский, денег не брал, и вы не берите». Мама ответила, что мы денег не берем, кто ведро картошки даст — вот и все. Старица Зинаида была из Кронштадта, ее так и звали: Зинаида Кронштадтская.
Епископ Серафим отлучил протоиерея Петра от службы. Зинаида привела его к Владыке, упала перед ним на колени:
— Прости, Владыка, блудницу Зинаиду и блудника о. Петра. Владыка, говоря по-простому, был слезомой, заплакал и простил о. Петра.
Старица Зинаида была живая и божественная.
В одном доме со старцем Василием жили Луша и племянник с детьми, и какой-то содом у них произошел из-за того, кто будет ухаживать за старцем. Луша вышла на крыльцо, стала молиться: «Господи, пошли человека разумного, чтобы нас усмирил». И бежит Зинаида Кронштадтская. Луша начала ей рассказывать, но она схватила ее за руку — и в дом. Ходит с ней по комнате, читает стихи о Самарянине. Подвела к Старцу и говорит Луше: