Блаженство греха (Ритуальные грехи)

Было бы слишком — надеяться, что она подчинится. Она просто стояла у изножья кровати, и он подошел к ней и начал расстегивать дурацкие завязки. Ему хотелось содрать ее с нее, но ткань была крепкой, а делать ей больно он не желал. Она не остановила, просто смотрела на него мрачным взглядом.

Он стащил тунику с плеч, дав ей упасть на пол. Приятное открытее. Ребра не выпирали так резко, и груди стали полнее. Уж не беременна ли? Нет, вряд ли. Разве что сегодня…

— Ты поправилась. Должно быть, неплохо питалась. — Люк просунул руки под резинку штанов и спустил их вниз. Он делал это и раньше, когда она была без сознания и лежала как жертвенная девственница в общей комнате. Снотворное сделало ее отзывчивой, податливой, и наслаждение, которое он получил от ее тела, преследовало его с тех пор. Пока она наконец не оказалась под ним в старом фургоне — царапающая ему спину и плачущая от удовольствия и печали.

— Я не беременна, — отозвалась она дрожащим голосом.

— Я и не думал. — Он не дотронулся до ее тела, как бы ему этого ни хотелось, но обхватил ладонями и приподнял ее лицо. — Я хочу сделать тебе ребенка.

Глаза ее на миг опустились, затем поднялись.

— Да.

Она стояла перед ним — обнаженная, жаждущая и желанная, и больше ему никто не был нужен.

Он поцеловал ее с бесконечной нежностью, и ее рот был мягким, податливым. Она обвила его руками за шею, притягивая ближе. Он ждал этого так долго, что ему уже было все равно, что она делает. Толкнуть ее на кровать, освободить свою плоть и дать себе волю — вот чего ему хотелось. Овладеть ею — жестко, безжалостно, грубо. Сделать то, чего она боялась. То, в чем он нуждался.

— Забирайся на кровать, — прохрипел он, с удивлением осознав, насколько тонка нить его самообладания. — Я не сделаю тебе больно. Не сделаю ничего, чего ты не захочешь.

Она взглянула на него, и он не сразу смог прочесть выражение ее лица. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это, ибо для нее это было совершенно новым. Насмешка.

— Но в этом же половина удовольствия, — прошептала она, нежно касаясь его рта своим.

И Люк подумал, что пропал. Он не знал, что с ним такое, ведь он терпел воздержание гораздо дольше, чем несколько дней с тех пор, как был с Рэчел, но сейчас чувствовал себя беспомощным, как пятнадцатилетний подросток, который первый раз увидел женские прелести.

Даже больше того. Он хотел ее сильнее, чем хотел Лорин О’Мара; хотел ее сильнее, чем кого-либо за всю свою жизнь. Она смотрела на него так, словно читала его мысли.

— Чего ты хочешь от меня, Рэчел? — вдруг спросил он.

Она шагнула назад, к низкой кровати, и голос ее провучал странно спокойным:

— Того, что ты мне обещал.

— И чего же это?

— Любви, — ответила она. — И ребенка. Я жду.

Глава 22

Он не спешил, остался на месте. За последние несколько часов все как-то сместилось, перекосилось. Все, во что Рэчел всегда верила, ушло, было выбито у нее из-под ног. Она взглянула на Люка и попыталась представить злодея, убийцу, бессердечного, безжалостного мошенника.

Он выглядел усталым. Потерянным. Невыразимо сексуальным. И она поняла, что хочет его. Поняла с несомненным спокойствием и радостью. Ей хотелось дотронуться до него, поцеловать его, принять в себя. Мысль о сексе с кем-то еще по-прежнему наполняла ее отвращением, но с Люком — другое дело. Вот так просто и так сложно.

Любовь, сказал он, когда думал, что она не услышит, не обратит внимания. Она, конечно же, услышала. Он не из тех, кто способен на любовь, и ей не стоило ждать от него любви. Она даже не была уверена, что верит в любовь. И все же, в глубине души, за цинизмом и рассудительностью, она ее чувствовала. Чувствовала связь между ними, безумную и очень сильную. Это глупо, но она была здесь, прорывалась сквозь ее страхи, сквозь его отстраненность. Она была тут, и ее было не разорвать.

Его свободная полотняная туника завязывалась на поясе. Пальцы Рэчел безуспешно пытались развязать узел, но он не сделал попытки помочь. Просто наблюдал за ней из-под прикрытых век безо всякого выражения на лице. В комнате было темно, свет исходил только от мерцающих черно-белых мониторов. Кровать позади них белела смятыми простынями Все было чистым и белым в этом средоточии неописуемого зла.

Она стянула с него тунику и уставилась на его грудь в тусклом свете. У него сухощавое, стройное, сильное тело, золотистая кожа, плоский живот и слегка очерченные мускулы. Длинные волосы убраны на спину, но глаза холодные и завораживающие, наблюдают за ней, бросают вызов. Она пожалела, что не может отступить, лечь на кровать, закрыть глаза и думать об Англии. Разве не это он ей советовал?

Она положила ладони ему на грудь легко, неуверенно, позволив пальцам пройтись по выпуклостям мускулов. Люк выдохнул, но выражение лица не изменилось, и он продолжал стоять совершенно неподвижно, пока ее ладони исследовали горячую, гладкую кожу.