Блаженство кротких

– Ира в оперативной базе нашла. Выложили вчера, в семнадцать двадцать.

Сергей жадно глотал скупые строки: «113 отделение… лодочная станция «Морена» … агентство по безопасности авиаперевозок… бортовой самописец… две черных машины… синяя «ауди» … лодочник Петров Василий Захарович…»

– Надо пробить «ауди». И ещё – надо позвонить этому Петрову, – скороговоркой выпалил он.

Полежаев довольно расплылся, сцепив ладони на затылке и откинулся в кресле.

– Пробили. Старенькая лада Калина. В общем, краденые. А за лодочника ответил Сдобников из сто тринадцатого. Петров у них телефон забыл.

Ерохин сверкнул глазами, – Юра, помчали! Надо поговорить с этим лодочником. И сюда его для фотороботов.

Правая створа ворот, с виду закрытых, распахнулась порывом ветра и с размаху врезала по коричневым доскам забора лодочной базы. Бесхозно брошенные ворота изменили планы.

Два ряда ловких прыжков по укатанной щебёнке. Угол большого деревянного здания. Сергей пригнулся, проскочив под окном, и выпрямился, взлетая по ступеням.

Полежаев толкнул незапертую дверь, и они проскочили не столкнувшись, как два зубца шестерёнчатого механизма. Стволы в разные стороны.

Дом оказался пуст. Выйдя, они направились в разные стороны двора.

– Серге-ей! Сюда! Он здесь!

За приоткрытой дверью тёмного ангара, у возвышавшейся на опорах пластиковой лодки, он разглядел затылок присевшего на корточки Полежаева.

– Готов, – обречённо сказал тот, убирая пальцы с шеи лежащего навзничь старика, из-под которого растекалась лужа белой краски со зловещим бардовым пятном.

Сергея затрясло в бессильной злобе. Он излился отборным матом куда-то вверх и грохнул по стене ангара.

На слегка одутловатом лице Полежаева проступили красные пятна.

– Утечка? – растерянно бросил он.

Эхо ангара исказило надрывный голос майора Ерохина.

– Это же закрытая оперативная база! Со слов Степанченко она даже не связана с интернетом. Всего один какой-то шлюз…

– Надо вызывать криминалистов, – гулко сказал Полежаев, – Звони Байкалову. И Варёный пусть тоже едет.

– На полу следов не обнаружено. – деловито отчитывался Байкалов, – Выстрел один, в лоб, сверху вниз. Старик сидел на стульчике и красил лодку. … Откатать протекторы попробуем, но трава…

– За базой надо установить наблюдение. Круглосуточное, – уверенно сказал Полежаев.

Ерохин почесал макушку. – А смысл? Они сюда не вернутся.

Вареный согласно кивнул.

– В заявлении сказано, что приезжали две группы: на черных внедорожниках и на синей ауди. Вероятно, между собой не связаны. Лодочника устранили либо первые, либо вторые, – аргументировал Полежаев.

– Либо третьи, – тихо промямлил Ерохин.

– Что?

– Нет, ничего. Я тебя услышал, логика есть. Обратимся к «небесным очам», пусть гоняют дроны, – он безнадёжно махнул рукой, – Поехали в Управление.

Юрий недовольно посмотрел на Ерохина. – Пока первый дрон не зависнет над базой, я отсюда не уеду. Так что, давайте без меня.

– У тебя ноги мокрые, уже третий час как в холодную воду оступился, – строго произнёс Сергей, – Ты хоть носки выжал? – и немного подумав, добавил, – Остаётся капитан Варёный!

Багровый Полежаев втянул голову в плечи, и прорычал, – Хорош включать большого начальника! Я сказал останусь – значит останусь!

– И чёрт с тобой! Оставайся! – рявкнул Сергей тем же тоном.

16. Древний Египет. Ахетатон. 17 год правления Еретика. (продолжение)

Хануфа не сразу понял, отчего сорвавшиеся на бег люди – высшая знать Египта, сгрудились левее храмовых ворот, где только что завершилась молитва. Они наваливались на спины друг друга, как стая скарабеев, учуявших навозный шарик в бесплодной пустыне.

Сообразив, что происходит нечто страшное, он бросился, увязая ногами в песке. Несколько человек кинулись в сторону колесниц и в кругу суетящихся образовалась прореха.

Голова царя покоилась на коленях его дяди, вельможи Эйе, носившего титул Божественный отец. Вытянув ноги, тот сидел на песке. Царь был жив, но неестественно бледен. Распахнутые глаза временами щурились, и тело пробивало мелкой дрожью.

– Успокойся повелитель. Отчего так неистово бьётся твоё сердце? Великий Атон посылает тебе ещё один знак. – Божественный отец пытался скрыть волнение, – Вслушайся. Ты единственный, кто может услышать.

На алебастровом лице фараона проскользнула тень отрешённой улыбки. – Звук большой воды утих навсегда.

– Тяжела твоя ноша. Ты устал, и мрачные мысли одолевают тебя. Ты услышишь знак в другой раз. Он всегда приходил нежданно.

Эхнатон слабо улыбнулся, как растворяющаяся в рассветных лучах звезда. Его голос был едва различим на фоне утренних шорохов, – Это и есть знак. Знак Атона. Знак истечения времени.

***

Тучный Эйе тяжко опускал плетёные сандалии в белую пыль узкой горной дороги. После долгого молчания, он сказал:

– Когда Атон изъявлял свою волю, фараон слышал голос большой воды.