Блаженство по Августину (СИ)

— Пожертвование от чистых христианских сердец вовек угодны Господу нашему, мой добрый Ихтис.

Во время доклада центуриона епископ невозмутимо пролистывал книги и свитки, также ставшие военной добычей. И центуриона рассудил покуда не отпускать. Пусть прежде взглянет на меч, выкованный одноглазым деревенским кузнецом.

О чудесном железе, которое, судя по натурфилософским описаниям, гнется, но не ломается, ученейший епископ Аврелий Августин читал, слыхал, хотя видеть его ранее ему не доводилось.

В гостевой спальне он проницательно исповедал и отпустил глупейшие мелкие семейные грехи катехумену Марию Гефестулу. Выяснил: языческий когномен достался тому от отца, тоже кузнечных дел фабера. Через пень-колоду разобрался-таки, почему могущественный вилик притесняет работящего колона, требуя от него уплаты имперских податей решительно в натуральном виде маслом и зерном, угрожая продажей красивой дочери в рабство, точнее, ему, вилику Каркиону, в четвертые наложницы. А оливы у колона-кузнеца плохо плодоносят, рабы ленивы, пшеницы и ячменя на их прокорм не хватает. И денег-то взять неоткуда, коли все идет рудокопам и углежогам, еврею Исайе тоже немало задолжал.

Маленький осколочек железа в правый глаз угодил. Сначала, оно, вишь, преподобнейший, вроде бы ничего, после окривел, бельмо разрослось…

Пожалуй, кузнец не роптал, не сетовал. Слова из него словно пыточными клещами приходилось доставать. Зато благодарил Бога, позволившего овладеть секретом гибкого железа. Отец, мол, твое святейшество, начал, сын, слава Богу, продолжил.

Как бы нехотя добыл из мошны на поясе блестящую тонкую бритву, выдернул волос из косматой черной бородищи, подбросил и с лету рассек пополам. Второй волос Аврелий выдернул из чернобородого самовластно и не менее ловко уполовинил в воздухе.

Однако гладий, изготовленный кузнецом Марием, центурион Горс Торкват не одобрил. Тяжел у рукояти, лишен баланса и неудобен для резкого колющего удара. Вот если бы сковать нечто наподобие обоюдоострого тевтонского меча, какому Ихтис отдает преимущество со времен стычек с готами в Норике, тогда б другое дело.

Удлиненный меч центуриона кузнец взял, осмотрел и уверенно обещался изготовить его точное подобие до апрельских календ, соблюсти необходимый баланс, отделку, полировку. То есть еще до конца Великого Поста сделать клинок, рубящий железо будто тростник, что он тут же и проделал с гладием Секста Ливия, ужасно смутился, испугался и молча рухнул на колени, покорно ожидая примерного наказания и искупления.

Последнее последовало незамедлительно. Бренные останки легионерского меча выкупил епископ Августин. А за гибкую острейшую бритву и огниво, дающее целый пучок искр, заплатил столь щедро и великодушно, что золота наверняка хватит и на подать для похотливого вилика и на закупку запаса руды, угля на железоделательные нужды. Причем кузнецу строго указано: под страхом адских мук никому не говорить, откуда взялись деньги.

Обомлевшего от внезапного благополучия кузнеца епископ отпустил не сразу. Велел снять повязку и проникновенно осмотрел поврежденный глаз. Задумался, несколько минут сосредоточенно молился, беззвучно шевеля губами, сжав посох побелевшими до судорог костяшками пальцев. После того смочил слюной указательный палец правой руки и помазал незрячее око мастерового…

Чуда не произошло. Кузнец не прозрел, отвратное бельмо никуда не делось.

Меж тем епископ его убежденно напутствовал:

— Иди, сын мой! Вера твоя спасет тебя!

Ошеломленного вконец деревенского фабера, мало чего уразумевшего, выволок из триклиния легионер Секст, повинуясь молчаливому жесту центуриона. Тогда как епископа Горс бережно усадил на кабинетное ложе, укрыл одеялом, поднес неразбавленного вина.

— Спасибо, Ихтис, — выдохнул епископ. — Строжайше предупреди Секста Ливия, чтоб лишнего кузнец не болтал. Не доставало мне на рудниках или в Тевесте столпотворения безнадежных калек, жаждущих излечиться. Я им не апостол Петр Галилеянин, коли все в руке Божьей…

Епископ помолчал, сделал пару глотков и добавил:

— Ах да, мой добрый Ихтис, чуть не позабыл. Сколько сочтешь нужным, возьми из дорожных сумм и раздай семьям, хм, пострадавших девственниц из еврейского поселения.

— Пусть правая рука не ведает, что делает левая, прелатус?

— Именно, сын мой, поелику-посколику…

КАПИТУЛ II

Шестой день в февральские ноны. На пути к железорудным копям близ Тевесты.

Право слово, верховая езда нисколь не препятствовала глубоким раздумьям и отрешенным размышлениям епископа Аврелия в надежном окружении контуберналов центуриона Горса, когда далеко впереди следуют дозорные, а позади идет на рысях полусотенная турма нумидийских всадников, достоименно известных воинским искусством и удивительной храбростью еще с давней Югуртинской войны. Тевеста и при царе Югурте уже была укрепленным римским бургусом, и знаменитая кавалерия нумидийцев учиняла гордым римлянам немало горьких поражений.