Блаженство по Августину

Видать и знать: для маленьких и глупеньких по-другому не бывает.

КАПИТУЛ XI

Год 1115-й от основания Великого Рима.

1-й год империума Юлиана, августейшего кесаря-магнума Востока и Запада.

Год 361-й от Рождества Христова.

Нумидийский городок Тагаста на западе проконсульской провинции Африка в декабрьские иды на зимних ученических каникулах.

Без малого по истечении года от начала обучения грамоте группы минористов царствующий и правящий у них в школе учитель Папирий, внушительно потрясающий магистерским скипетром-ферулой, взялся преподавать им наглядное чтение и письмо. Наконец-то!

К тому времени ученик Аврелий невыносимо скучал и маялся на урочных занятиях. За что ему немало перепадало жесткой ферулой и гибкими лозинами от большого поборника постепенного изучения тогдашних когнитивных принципов вкупе с поэтапным подходом к актуальной эпистемологии. Иначе излагая, так вот учительствовал, наделяя учеников коммуникативными навыками, умениями и побоями, Папирий Недромит, официально ставший вторым по старшинству профессором-грамматиком в Тагасте.

Вместе с тем куриалы Патрик Августин и Вага Романиан весьма скептически, вернее, эмпирически отнеслись к новому высокому и громкому званию Папирия, ставя под сомнение его профессорство и профессионализм. Как втихаря подслушал Аврелий в термах конфиденциальный разговор двух отцов, грамматик Папирий никудышный, хотя в начальном образовании ему ведом кое-какой толк. Кабы не безответный грекулюс Фринонд, не бывать мавретанскому дураку и невежде Папирию профессором, если он по истине не осведомлен ни в орфографии и орфоэпике, ни в поэтике, говоря научными греческими словами.

— Клянусь приапом Геркулеса! Аве эт хайрэ! — показал вниз большим пальцем Патрик, а Вага одобрительно рассмеялся.

Аврелий шутки и много всего другого не понял, но негромкую беседу в бане двух образованных тагастийских мужей хорошо запомнил, включая и то, что ускоренному обучению письму, совмещенному с чтением, он обязан новомодным дидактическим веяниям, приверженностью к старым богам кесаря Юлиана и бесстыдному поклоннику мужской платонической любви греку Фонемону.

Вельможный грек, ставленник недавно назначенного викария Африки, заезжал в Тагасту по дороге из Картага в Мадавру. Аврелий видел напыщенного Фонемона на форуме в окружении городских магистратов и декемвиров. Тот гордо носил выхоленную черную бороду, длинные завитые волосы и синий плащ-паллий, указывающие на его нарочитую принадлежность к сословию академских философов-платоников и магов-гоэтов, пользующихся нынче неимоверным почетом и влиянием при дворе нового кесаря Юлиана.

Сановный философствующий Фонемон заглянул в перголу к долговязому Папирию, вдруг переломившемуся в поясе, раболепно сложившемуся вдвое. Презрительно свысока все оглядел, малость послушал, как Фринонд, по обыкновению притоптывая, выпевает, декламирует по-гречески. Потом повелел распустить всех учеников восвояси. Оставшись с Папирием и Фринондом наедине, даже без свиты, он взялся, наверное, учить их уму-разуму по горбу и по затылку, но слегка, если у него в руках цитрусовый благоухающий посох.

О дорогом цитрусовом дереве маленькому Аврелию вечером рассказал отец, а Фринонд на следующий день доставил в перголу увесистые деревянные буквы латинского алфавита. И Папирий приступил, зануда, к разъяснениям. Подробно, детально, тягостно, муторно…

К несказанному изумлению непоседливого и нетерпеливого Аврелия, по окончании наглядного объяснения учитель Папирий, — вот тебе раз! — неожиданно отделил памятливых и сообразительных от беспамятных и тупоголовых. Первых он усадил за длинным ученическим столом перед кафедрой по правую от себя руку, вторых — слева. Тесно сидящему тугоухому левому большинству он велел повторять за ним слоги по традиции, а правостороннему меньшинству сказано новаторски составлять из деревянных букв то, что они услышат.

Однако ударами ферулы по ушам правых и левых он наделял в общем-то равномерно, равнозначно и традиционно. Да и по носу побудительно получали у него правые вместе с левыми в равной мере и пропорции. От расхаживающего за их спинами учителя с жезлом богини Стимулы в руках одним подобающе доставалось за невнимательность, другим — за нерасторопность, ободряюще.

Тогда Аврелий сподобился поощрения по уху за составленное словцо «дурак». Ну и правильно, нечего лезть поперед продвинутой великой дидактики в самое пекло зазнайства и верхоглядства. Отец же его предупреждал насчет смирения и гордыни!

На другой день Папирий сосредоточенно и стимулированно повторил упражнение — включительно разделение по уму и знаниям. Равенство-то, оно равенство, низлагая гордых, щадить смиренных, но касаемо равноправия в настоящей учебе… Дайте подумать… Быть того не может! Коль имеются первые ученики и последние. И это правомерно…