Бледная графиня

Они же, наоборот, обратили на Губерта самое пристальное и весьма неблагосклонное внимание. Во всяком случае, почти сразу же взялись делать в его адрес обидные замечания и колкие прозвища. Но Губерт делал вид, что это его не касается. Однако сокамерники не успокаивались. Они явно искали повод для ссоры. И таковой вскоре нашелся. Каждому из арестованных было положено по табурету. Губерту, естественно, тоже. Однако один из заключенных, сидя на своем табурете и прислонившись к стене, ноги положил на табурет Губерта, нагло при этом ухмыляясь.

Устав стоять, Губерт подошел к нему и хотел забрать табурет, но получил грубый отпор.

— Иди и поищи в другом месте, — хамским тоном сказал тип, занявший сразу два табурета.

— Во-первых, извольте говорить мне «вы», — сказал Губерт, — во-вторых, уберите ноги с моего табурета.

Все притихли, напряглись, ожидая, что произойдет дальше.

— А ну пошел прочь! — угрожающе воскликнул нахал. — Не то я сейчас пересчитаю тебе все ребра.

Терпение Губерта лопнуло. Он скинул с табурета ноги противника. Тот потерял равновесие и с проклятиями растянулся на полу. Это явилось сигналом для остальных. Губерта обступили сокамерники с криками: «Что надо этому чужаку, этому невеже? Он хочет быть здесь главным? Бейте его, собаку!» И они набросились на него со всех сторон.

Губерт схватил табурет и начал размахивать им так, что нападавшие попятились.

И тут поднялся упавший арестант.

— Назад! — закричал он. — Оставьте его мне.

— Бери его! Убей, как собаку! — раздалось в ответ со всех сторон.

— Ну, берегитесь! — сказал Губерт. — Я не позволю шутить со мной.

Однако долговязый обидчик Губерта был убежден в своем превосходстве и первым бросился на Губерта. К тому же сокамерники всячески поддерживали его. Но едва только он подскочил к Губерту, как тот, схватив его за талию, как ребенка, легко приподнял и бросил на пол. Это произвело на остальных сильное впечатление. Ничего подобного они не ожидали и от Губерта отступили. Долговязый поднялся и протянул Губерту руку.

— Забудем о нашей ссоре, — сказал он. — Будем друзьями. И пусть кто попробует его тронуть! — угрожающе повернулся он к остальным.

Губерт согласно кивнул и сел на завоеванный табурет.

— Садитесь сюда, к нам, — пригласил его долговязый.

— Дайте мне посидеть одному, — отказался от приглашения Губерт.

— Наверное, считает себя особенным, — заметил кто-то.

Вполне возможно, что ссора вспыхнула бы вновь, не отворись в это время дверь камеры и не появись на ее пороге охранник.

— Вас требует судья, — сказал он Губерту.

Охранник привел его к маленькому человеку со светлой бородой с проседью и проницательными глазами. Это и был судья.

Взглянув на Губерта, он покачал головой и пробормотал: «Так, так…»

— Вы немец, — сказал он ему, — ваша внешность вполне сходится с имеющимся у меня описанием, согласно которому вы — Губерт Бухгардт, обвиняемый в убийстве.

Это уже забытое им обвинение застало Губерта врасплох, и он невольно выдал себя — изменившимся выражением лица.

— Вам лучше сказать правду, так как ложь все равно ни к чему не приведет, — продолжал судья. — Я сейчас же телеграфирую в Нью-Йорк, а до тех пор, пока нам не дадут инструкций, что с вами дальше делать, вы останетесь здесь.

Губерт не в состоянии был произнести ни слова. Преступление, которого он не совершал, продолжало преследовать его в самых отдаленных странах.

— Отведите Губерта Бухгардта в одиночную камеру, — приказал судья.

Опустив голову, Губерт пошел вслед за охранником. Все было кончено. Он даже не мог попытаться подкупить охранника, поскольку за душой не было ни гроша.

Губерта заперли в крохотной каморке с одним оконцем, забранным толстой решеткой. Вся мебель состояла из железной кровати, стула и стола.

Вечером сторож принес ему хлеба и воды и снова ушел, оставив его одного.

Дня через два в камеру пожаловал судья.

— Вас решено отправить в Нью-Йорк, — объявил он. — Завтра утром двинетесь в путь. Но не вздумайте бежать. Это станет для вас верной смертью.

— Я не боюсь смерти, — улыбнулся Губерт.

— Это ваше дело, — невозмутимо сказал судья, — но я обязан вас предупредить.

Судья ушел. Дальнейшее для Губерта стало ясным. На следующее утро в камеру к нему вошли тюремный надзиратель и солдат-конвоир, получивший приказ сопровождать арестованного в Нью-Йорк.

Путешествие должно было продлиться два дня. По дороге Губерту пришла мысль, что если ему удастся на ходу благополучно выскочить из поезда, то, возможно, он еще сможет спастись.

Дождавшись, когда карауливший его солдат задремал, Губерт быстро отворил дверь и выскочил. К несчастью, поезд в это время подходил к станции и пошел тише. Разбуженный стуком отворившейся двери, солдат в первую минуту не мог понять, что случилось, но, сообразив, тут же выглянул в окно и увидел не успевшего отбежать далеко от поезда Губерта, удалявшегося от железной дороги.

А поезд все замедлял ход.

Солдат вскинул ружье, прицелился в беглеца и выстрелил. Бежавший, словно внезапно натолкнувшись на что-то невидимое, остановился и упал. Пуля попала ему в легкое.