Бледная графиня

Губерт выглянул в окно и понял, что столб с перекладиной — это и есть виселица. Но вид ее не ужаснул арестанта, он был спокоен и готов ко всему. Прежние дерзость и упорство исчезли за время пребывания в тюрьме. Теперь, казалось, он ничего больше не боялся и не испытывал никаких желаний. Смерть не пугала его, напротив, он рад был умереть и хотел, чтобы это произошло как можно скорее.

Но вот, когда в камере уже стемнело, за дверью послышались чьи-то шаги и голоса. Губерт подумал, что это сторож несет ему огня. Дверь отворилась, и в камеру вошел доктор Гаген. Губерт видел его у себя дома в тот день, когда его арестовали. В карете они сидели друг напротив друга, но кто таков этот смуглый господин в черном — оставалось для него тайной.

Следом вошел сторож, молча поставил на стол небольшой фонарь и тотчас же вышел.

Губерт все еще стоял у окна.

— Я — доктор Гаген, — обратился к нему вошедший господин.

— Вы, верно, тюремный врач? — спросил Губерт.

— Нет, я врач, но не тюремный, — ответил Гаген. — Я интересуюсь шумными уголовными процессами и изучаю их. Мне доставляет особое удовольствие выслушивать прения сторон и наперед самому предугадывать истину. Знаете, какое мнение я составил о вас?

— Где же мне знать? Скажите, тогда и узнаю.

— Я присутствовал на самых интересных процессах в Париже, Лондоне, Брюсселе, Вене и Берлине, — продолжал доктор Гаген. — Мне случалось знакомиться со многими делами, где улики против обвиняемого были еще неопровержимее, чем в случае с вами, и все же в конце концов обвиняемого оправдывали. Кроме того, я посетил все знаменитые тюрьмы на свете и разговаривал с величайшими преступниками.

— Потому-то вы и явились сюда ко мне? — спросил Губерт. — Неужели я в самом деле принадлежу к числу величайших преступников?

— Вы принадлежите к особому роду их и, по правде сказать, к роду, далеко не лишенному интереса. Вы — убийца из любви. Это своеобразная психологическая загадка. Любовь всегда жаждет обладания, а вы существо, которым желали обладать, отправили на тот свет.

— И вы пришли взглянуть на меня, как на зверя какого? — усмехнулся Губерт.

— Полноте, мы вместе ехали сюда в город, и этого времени мне вполне хватило, чтобы вглядеться в вас и изучить вашу физиономию, — отвечал Гаген.

— Что же в таком случае привело вас ко мне? — спросил лесничий.

— Ваше дело интересует меня. Должен сознаться, что я и сам то верю в вашу невиновность, то сомневаюсь в ней. Неужели вы не можете сообщить что-нибудь такое, что пролило бы, наконец, свет на это темное дело?

— Если вы присутствовали на суде, то должны знать, что я все сказал по этому делу. Больше мне добавить нечего.

— В таком случае, боюсь, что решение судей будет иметь для вас самый плачевный результат, — с мрачной задумчивостью произнес Гаген. — Сам не знаю почему, но мне жаль вашей молодой жизни.

— Если меня признают виновным, то знайте, господин доктор, что я осужден напрасно, — твердым, спокойным голосом возразил Губерт. — Смерть не страшна мне, я и без того желал ее еще в ту ночь, когда погибла молодая графиня. Мне только жаль стало мою старую мать.

— Неужели вы так и не нашли никакого объяснения происшедшему? Неужели никого не подозреваете?

— Я знаю только, что я тут ни при чем. Если бы мне вздумалось толкнуть в пропасть молодую графиню только из-за того, что она не могла быть моей, я бросился бы и сам вслед за ней. Можете мне поверить, я говорю совершенно искренне.

— Сказать по правде, я не очень-то верю вашей любви. По моему мнению, все это не что иное, как комедия.

— Комедия? — удивленно переспросил Губерт.

— Да, комедия. Или вы виновны и в таком случае никогда не любили молодую графиню, или же невиновны…

— И в таком случае я также не любил ее, выходит по-вашему.

— Вы настаиваете на своей невинности, но в доказательство придумали никуда не годную историю о любви к молодой графине — тот, кто поверит в вашу любовь, поверит также и в вашу виновность. Никудышное оправдание.

— Я всего лишь сказал правду.

— Хорошо, пусть так. Допускаю, что вы ни в чем не повинны. Но в таком случае, должны же у вас быть какие-то предположения о личности подлинного преступника? Кого вы подозреваете?

— Если господа судьи не имели подозрений ни на кого, кроме меня, как же я, простой, невежественный человек, могу знать больше их?

— Оставьте ваши колкости, сейчас они совершенно излишни.

— Клянусь Богом, я невиновен, — громко и торжественно провозгласил Губерт, подняв вверх правую руку. — Видит Бог, что если бы я был преступником, то не стал бы запираться, мне моя жизнь нисколько не дорога. Не знаю я и того, кто мог совершить это злодеяние, я никого больше не встретил в лесу.

Гаген задумался. Воцарилось молчание.