Бледная поганка

Потому что мне больше не нравилось. Я определилась.

Но Тварь пусть старается.

— А знаешь, — остановилась я. — Я отдам тебе записи, если он разведётся.

— Что ты… — опешила Тварь, — имеешь в виду?

— Разве я неясно изъясняюсь? Ты же умная баба. Хитрая, ловкая, предприимчивая. Заставь его развестись. Уговори, очаруй, вынуди. Мне всё равно как, но доведи начатое до конца. И ты получишь и записи, и документы, и не только.

— У тебя и документы есть? — побледнела она.

— А ты думала, я приду с пустыми руками? — усмехнулась я.

— Но, если я не смогу?

Я развела руками. Твои проблемы, детка.

Я вышла из кафе и сначала пошла домой, а потом вызвала такси.

— Надо встретиться, — позвонила я Варицкому уже из машины.

— Ты знаешь, где меня найти, — ответил он.

23

У Кирилла Варицкого был автосалон и дилерский центр, что он построил на пустыре рядом со своим автосервисом. Огромный, стеклянный, с ровными рядами дорогих авто, неоновыми вывесками. Но скромный чумазый автосервис стоял за ним на прежнем месте.

Я поднялась по сварной железной лестнице в знакомую каморку.

Задрав ноги в дорогих ботинках, Варицкий прямо в шикарном костюме валялся на стареньком диване. У стены стоял чемодан с вещами.

Я посмотрела на него вопросительно.

— Жена меня выгнала. Вернее, я сам ушёл, но какая разница, — Кир опустил ноги на пол и встал. — А ты чего хотела?

— Сказать тебе кое-что. Вот это, — я открыла дверь и закатила свой чемодан.

— Это что? — приподнял бровь Варицкий.

— Скажи почему, Кир? — смотрела я на него в упор.

— Почему, что?

— Почему ты не сказал мне раньше? Ни в тот день, когда первый раз засунул в меня свой член. Ни потом, когда уходил? Почему?

— Не сказал что?

— Что ты меня любишь.

Он развёл руками и покачал головой.

У меня по спине побежал холодок.

— Думаю, ты должна вернуться к мужу, — сказал он ледяным тоном.

— Что?! Нет! Не делай этого снова, Кир! И не уходи от ответа, чёрт побери! Почему ты так и не сказал мне?

— Потому что это прозвучит скверно.

— «Я люблю тебя» скверно? — удивилась я.

— В моём исполнении да, — выдохнул он и словно резко сдулся. Между бровей пролегла хмурая складка. Взгляд стал тоскливым. — Это и звучит скверно, и вообще скверно. Я чёртов извращенец, Юн. Я люблю тебя с одиннадцати лет. С одиннадцати, понимаешь? Это за гранью.

— Мне двадцать девять.

— А я всё ещё люблю ту бледную девочку, что целыми днями сидела на балконе. Это не ты некрасивая, Юна, это я урод. Ублюдок, извращенец, выродок.

— Но ты же никого не… — я осеклась, — или, да?

— Или да, — кивнул он.

— Кого?

— Неважно. Зря ты пришла с вещами. Зря я сказал тебе определиться. Квартира опять же.

— Да хуй с ней, — села я на чемодан. Нет, рухнула. Ноги не держали. — Твой отец знал?

— Мой отец знал. Поэтому и уехал. Не из-за того, что я сел, а из-за того, что я сделал. Он откупился, ему удалось всё уладить, даже получить письменное заверение в том, что всё было добровольно, и что на меня не попадут в суд, но видеть меня он больше не смог. Поэтому твоя бабка водила тебя к гинекологу, поэтому запретила со мной общаться. А ты думала, ты чудовище? — он горько усмехнулся.

— Я думаю, ты должен был изнасиловать меня. В одиннадцать или в двенадцать, всё равно. Это я должна была через это пройти. Я — с этим жить. Подобное тянется к подобному. Чудовища притягивают чудовищ. И порождают чудовищ. Это я тебя породила, Кир. Это был мой крест. Ты не должен был меня беречь. Не должен был… — я сглотнула.

— Поэтому ты должна вернуться к мужу.

— Я Бледная поганка, Кир. И ключевое слово — поганка. Ядовитая, смертоносная. Злая. Опасная. Циничная. Подлая. Моё место рядом с тобой. Могло быть рядом с тобой.

— Но ты меня не любишь?

— Я никого не люблю, Кир.

— А как же твой Сомов?

— Я сделала с ним то же, что и с тобой. Сломала. Испортила жизнь. Отравила своей одержимостью. Он был лучше до того, как познакомился со мной. И женись он не на мне, а на какой-нибудь правильной девчонке, стал бы другим. Это я сделала его уродом. Уродство заразно. Оно уродует душу. Прости!

Я встала.

— Куда ты? Стой! — крикнул мне вдогонку Кир.

Но я поняла, что должна сделать. Что должна была сделать давным-давно.

Может, в пять лет — оступиться и упасть с лестницы. Может, в десять — неудачно выглянуть с балкона, или в пятнадцать — я, а не мать, случайно зазеваться на проезжей части, а может, просто стать выкидышем и никогда не родиться.

Меня нужно было пнуть сапогом, как гриб, и растоптать.

Но я так хотела жить, несмотря ни на что, учиться, радоваться, побеждать.

Так боролась за чёртову жизнь…

Но не должна была…

«Убирайся и забудь, что я существую…», — орал Кир.

«Лучше бы ты умерла…» — выплюнула мне в лицо мать.

«Пиздец, она страшная…» — врал Сомов.

Я бежала, куда глядят глаза. Бежала, не разбирая дороги. Бежала из последних сил.

Дом. Ключи от машины. Гараж…

Конец дороги. Табличка «Осторожно! Обрыв»

На краю обрыва машина мягко завелась.

Хрустя гравием, покатилась.

И легко сорвалась вниз…

Эпилог

— Нет, Юна, нет! — рыдал на кладбище Сомов.

Тварь оттягивала его от могилы, мать хватала за руки, но он отталкивал их обоих и обнимал холодный камень.