Бледная поганка

И я могла бы весь день перечислять, кто кому и за что должен — мы знакомы с одиннадцати лет, то есть мне тогда было одиннадцать, а ему семнадцать. С тех пор мы с ним и огонь, и воду, и медные трубы, и чёртовы зубы прошли, но всё это сейчас, действительно, не имело значения.

— Я тебе не сестра, Кир. Мы вообще не родственники. Ты мне просто сосед, да и то бывший.

Да, именно так он мне однажды и сказал: «Я тебе просто сосед».

Кир сжал зубы, глянув на меня коротко, а потом усмехнулся:

— Тебе восемнадцать-то есть?

— Мне девятнадцать. — А то он не знал! — И да, я целка. Но что теперь, не баба, что ли?

— Да баба, конечно, — подтянул он меня за куртку, заглянул за шиворот платья. — У-у-у, а сиськи-то как торчат. Хочешь меня?

— Хочу, — соврала я.

Он засмеялся.

— Врушка. — Обернулся, посмотрел на продавленный диван. — Что прям здесь и сейчас?

— А ты куда-то торопишься?

— Да нет… — он прищурился. — Ты вроде сказала: научи меня? Ты в бляди что ли собралась?

— Сомневаюсь, что на меня будет спрос, — усмехнулась я.

— А чего ж тогда? — ждал он ответа.

— Ну, если кто-то на меня всё же польстится, хочу, чтобы ему понравилось, — выдохнула я.

— Кто-то вообще или кто-то конкретно?

Вот пристал!

— Так научишь?

— Я что тебе всратый коуч, что ли? — хмыкнул он.

— Ты всратый Чпокер, Кир. Чёртов гуру, мастер, сенсей, — льстила я напропалую. На что только не пойдёшь, чтобы тебя научили делать то, в чём хочешь стать лучшей.

— Ну хуй с тобой, — согласился он. — Давай снимай штанишки. Нет, погоди, я сам, — остановил мою руку, когда я поспешно стянула тёплые колготки.

— Хм… целки у меня, конечно, были, — опустился он на колени, задрал вязаное платье и сунул мне в руки подол. — Но чтоб кого-то учить… А что твой смазливый болван? (Для человека, который мне просто бывший сосед, он до хрена знал). Неужели не хочешь, чтобы он стал первым?

— У-у, — я отрицательно покачала головой.

Нет, твою мать, я не хотела, чтобы первым у меня был Сомов.

Неловкость, кровь, разочарование.

Он виновато одевается, я отчаянно пялюсь в стену, кусая губы.

Я хотела, чтобы, когда он меня трахнет (а он меня трахнет), то захотел бы остаться и трахнуть снова. Чтобы он хотел меня так, как никого и никогда не хотел. Чтобы больше не смог уйти.

Я слишком много поставила на эту карту — всё, что у меня было.

Я училась с ним в одном классе. Я училась с ним в одной группе.

Я караулила его зачисление на сайте Политеха, чтобы узнать, какой факультет выберет Андрей Сомов и подать документы туда же. И он выбрал грёбаную «Теплотехнику».

Я знала о нём всё (как мне тогда наивно казалось). Знала, чего он хочет, что любит, о чём мечтает. Знала, что ему предложить.

И у меня был шанс. Когда другие заржали, Сомов (его глубокий баритон я бы не спутала ни с чьим другим) уверенно сказал: «А я бы трахнул».

Чем всё это закончится в тот день мне было трудно даже предположить.

А Кир уверенно потянул мои трусики вниз…

5

— Урок номер один, — сказал Варицкий.

Я затаила дыхание. Если сейчас он скажет: «Стрижка что надо, но иди-ка ты домой, деточка», я, видимо, так и останусь девственницей.

«Кир, не делай этого, — мысленно умоляла я. — Если не ты, больше просто некому».

— Узнай, что нравится твоему мужику, — сказал он вместо того, чтобы отправить меня восвояси. — Вот этот выскобленный до синевы лобок или заросли погуще. Ты только побрилась, что ли? — спросил он и коснулся нежной кожи языком.

— Да, — я задрала лицо к потолку и задержала дыхание.

Только что. Приехала домой из универа, помылась, побрилась и пришла.

— Похвально, — ответил Варицкий. — Но, во-первых, станок лучше брать одноразовый и сразу выкидывать, чтобы не царапать кожу тупым лезвием. Ещё бриться тебя учи, — усмехнулся он. — А во-вторых, это было необязательно. — Он втянул носом запах. Довольно замычал. — М-м-м… вкусно пахнешь. Не тем, что ты тут понамазала. Сама пахнешь вкусно.

Кажется, я густо покраснела и вздрогнула: он коснулся языком клитора.

Боже, дай мне сил!

— Почему необязательно?

— Потому что мне всё равно. Я и так, и так люблю.

Кир провёл пальцами по промежности. Я шумно выдохнула.

— А это обязательно?

— Не на сухую же тебя драть. Ты от страха как пустыня. А это, детка, называется, прелюдия.

— Я в курсе, — усмехнулась я.

— Что, сама себя трогаешь? — хитро улыбнулся он.

— Трогаю, — я закрыла глаза.

— Плохая девчонка, — он положил руки на бёдра. — А сейчас расставь ноги и помолчи.

Твою мать! Его язык был твёрдый, жёсткий, шершавый, но Кир точно знал, что делать.

Мне было стыдно, больно (клитор горел огнём) и неловко, но низ живота заныл и стал сжиматься упругой пружиной.

— А вот сейчас ты меня хочешь, врушка, — довольно хмыкнул Кирилл, проверив пальцем. — Сильно хочешь. Течёшь, детка. Ну, пошли в люлечку, а то мне уже невмоготу. — Снимай, снимай с себя всё, — сказал он, бросая на диван чистые простыни.

На них стояло клеймо отеля. Я невольно улыбнулась. Он заметил.

— Считай в «Метрополе» тебя девственности лишим. Или что это у нас? Ритц? Карлтон?