Бледная звезда при дворе Валуа (СИ)

Однако отсутствие у Луиджи рвения привело к тому, что его избрание кардиналом состоялось только 26 февраля 1561 года. Вернувшись в Феррару, он прославился как меценат. Бернардо Тассо, бывший секретарь Рене, представил ему своего семнадцатилетнего сына Торквато. Красивого молодого человека, никогда не улыбающегося и чуть нервного, приветливо приняли при дворе герцога Альфонса II. Спустя год он написал поэму «Ринальдо», посвящённую Луиджи д’Эсте и сделавшую имя молодого поэта известным в Италии.

В сентябре 1561 года после закрытия Генеральных штатов Рене присутствовала также на коллоквиуме в Пуасси, где католики и протестанты напрасно пытались договориться и заключить перемирие. Очень скоро вдова Эрколе II поняла, что с её мнением никто особо не считается. Екатерина Медичи, получив власть, больше не нуждалась в её поддержке. Так как протестантские богослужения при дворе были запрещены, Рене начала подыскивать себе собственную резиденцию.

Сначала она хотела обосноваться в Шартре, полученным ею в приданое, но там не было хорошо укреплённого замка, в то время как в разных частях Франции уже происходили вооружённые столкновения между католиками и гугенотами. И тогда принцесса решила осесть в Монтаржи. Это был маленький городок примерно в шестидесяти милях к югу от Парижа. Он стоял на берегу реки Луан и был окружен обширным лесом. Его старый замок огромных размеров служил раньше королевским дворцом «для детей Франции». Интересно, что жители Монтаржи издревле славились своим мятежным и грубым нравом, и нужно было иметь огромное мужество, чтобы жить среди таких жестоких людей! Впрочем, стычки с покойным мужем закалили характер Рене. Найдя замок Монтаржи «пришедшим в упадок и сильно разрушенным», она наняла архитектора, чтобы обновить его и разбить итальянские сады на крутых склонах холмов вокруг. А в самом городе построила кальвинистскую церковь и школу. Таким образом, вдова продолжала «продвигать дело Реформации» и принимала беженцев из Италии, преследуемых инквизицией, несмотря на угрозы своего зятя, герцога де Гиза.

В первый год её пребывания в Монтаржи капелланом там стал пастор Франциск де Морель, более известный как Кулонж, который председательствовал на первом французском реформаторском синоде в Париже в 1559 году. 21 октября 1561 года Кальвин писал своему помощнику Теодору Безу:

– О том, чтобы Кулонж не был отозван, меня осторожно просила госпожа герцогиня, чьи надежды относительно Вас также вряд ли было правильным расстраивать.

В начале 1562 года Екатерина Медичи при содействии канцлера Л'Опиталя созвала в Сен-Жермене собрание депутатов от восьми парламентов Франции. Результатом стал «Январский эдикт», который разрешал гугенотам собираться для богослужений в полях за пределами городов. Это побудило некоторых наиболее рьяных католиков начать предательскую переписку с испанским королём. Через посредничество кардинала Ипполито д'Эсте, владевшего аббатствами в Нормандии, Лионе, Нарбонне и Суассоне и пользовавшегося значительным влиянием при французском дворе, Филиппу II удалось склонить слабого короля Наварры перейти в католическую партию. Антуан Бурбон притворился, что убедился в ошибочности реформаторской доктрины, но истинный мотив следует искать в предложенной ему приманке о возможном восстановлении той части его древнего королевства, которую Испания ранее отвоевала у Наварры и с тех пор удерживала неослабной хваткой. Поддавшись этому искушению, он отправил свою жену обратно в Беарн, выгнал Теодора Безу и других кальвинистских проповедников из своего дома, поссорился с Шатийонами и даже дошёл до того, что потребовал их отстранения от двора. Не удовлетворившись этим, Антуан пригласил кардинала Лотарингии и герцога Гиза вернуться в Париж.

28 февраля 1562 года они прибыли в Васси. На следующий день, 1 марта, все гугеноты этого местечка собрались на субботнее богослужение в амбаре, повинуясь требованиям нового королевского эдикта. К сожалению, звон колоколов, созывавший их, привлёк внимание свиты герцога. Один придворный спросил, что это значит, и ему сказали, что колокол созывает гугенотов на «крестины». Услышав эти слова, Франциск де Гиз гневно воскликнул:

– Мы скоро сделаем их гугенотами, но другим способом!

Он, вероятно, вспомнил просьбу своей матери Антуанетты де Бурбон, которую навещал перед этим в Жуанвиле:

– Я хочу быть избавлена от присутствия гнезда еретиков вблизи моего замка.