Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Через несколько минут он уже был дома — как в старые времена. Мы все поехали вместе с ним и мамой в отделение скорой помощи. Сэм лежал у мамы на коленях на переднем сиденье, завернутый в одеяло. Мама всхлипывала и бормотала себе под нос, что не представляет, как шестилетка мог забраться на крышу. Отец хранил молчание, но вена в форме буквы Y пульсировала у него на лбу, а глаза вылезали из орбит, словно вот-вот лопнут.

В больнице отец понес Сэма по коридору на руках, и мама последовала за ними. Нам опять не разрешили пройти. Лонни укачивала трехлетнюю Салли, а я ходил по залу, пытаясь найти плитки, чтобы их посчитать, но тут на полу лежало ковровое покрытие, запятнанное и протертое. Сколько еще центров скорой помощи нам предстоит повидать, прежде чем Сэм вырастет — если вообще до этого доживет?

Наконец мама с отцом вернулись и сказали, что врачи оперируют Сэму голову. Они сели отдельно друг от друга. Мама вся дрожала, а отец с мрачным лицом приглушенно разговаривал сам с собой.

Через несколько часов доктор пришел с нами поговорить.

— У вашего сына два перелома черепа и сотрясение мозга, — сказал он. — Он будет под наркозом, пока отек не спадет.

Кажется, мы уже слышали это раньше.

— Несколько камешков вонзилось ему в череп. Ткани останутся мягкими еще какое-то время, поэтому есть риск воспаления.

Мы навещали его в больнице каждый день. Сэм молча лежал на кровати. Голова у него была красная и опухшая, глаза превратились в щелочки над отекшими щеками.

В день, когда его должны были выписать, мы все набились в минивэн, чтобы привезти его домой. Отец сказал, что с Сэмом все будет в порядке, но ему придется вести себя тише еще какое-то время, и он не сможет играть во дворе.

Я зашел следом за отцом в кабинет, где ему предстояло подписать документы. Врач, сидевший за столом, спросил его:

— Мистер Кроу, как получилось, что ваш сын залез на крышу и упал оттуда на бетонную площадку? Ему же всего шесть лет!

Отец вскочил со стула, размахивая документами в одной руке и ручкой в другой.

— Этот мелкий сучонок решил, что может летать! — рявкнул он. — А его мамаша только и может, что сидеть на своей заднице и пялиться в телевизор.

Врач нахмурился.

— Сэр, но ведь…

Отец наклонился и ткнул ручкой в его белый халат.

— Все вы, проклятые докторишки, — обычные мошенники, зарабатывающие на людской крови и страданиях. Вам плевать, поправится пациент или нет — лишь бы он возвращался и тратил последние копейки на вас, кровососов.

О чем отец говорит? Каждый раз, когда с Сэмом что-то случалось, врачи спасали его. Это мама виновата, что он разбился!

В тот вечер, когда все улеглись спать, дом вдруг наполнил мамин скрипучий голос, разбудивший меня.

— Терстон, нам нужно поговорить! — кричала она.

Входная дверь хлопнула — это отец пошел ночевать в машину. Секунду спустя мама последовала за ним. В холле я столкнулся с Лонни, и мы пошли смотреть на них с крыльца — в точности как в Белене.

Мама стояла посреди двора, уставившись на отцовскую машину, и тряслась всем телом. Через несколько минут она подошла и начала колотить в окна. Отец вышел и дал ей пощечину. Она с воем бросилась назад в дом.

— Ты меня не любишь!

И снова у соседей загорелся свет.

Я словно пересматривал уже знакомый фильм.

После этого детям не разрешали приходить к нам поиграть — по крайней мере, так они нам говорили. А соседи, стоило им завидеть маму на улице, поспешно сворачивали в другую сторону.

Очень скоро мама с отцом снова стали драться и скандалить у себя в спальне. Когда они успокаивались, я подкрадывался и подслушивал под дверью.

Мама, всхлипывая, говорила:

— Судья меня предупреждал, что жестокость у тебя в крови. Называл тебя хладнокровным убийцей. Тебя надо снова посадить в тюрьму — там тебе самое место!

— Никто больше не может этого сделать. Я чист как стеклышко. Как будто ничего и не было.

Он отвечал так уверенно, что становилось ясно — это, хотя бы частично, правда.

— Как такое возможно? То, что ты сотворил с Клео, — это же преступление! Вот и судья так сказал.

— Этого сукина сына давно надо было убить, и если бы твоя мамаша-шлюха дала показания, меня наградили бы медалью, а не заперли в тюрьме.

— Кто сказал, что тебя нельзя посадить обратно?

— Губернатор Калифорнии, вот кто! Я попросил о снятии судимости, и он дал свое согласие. У меня есть письмо, которое это подтверждает.

— Но ты же был виновен!

— Неважно. По закону я давал объявления в газетах целый месяц, чтобы желающие могли возразить. Никто этого не сделал — естественно, старый Клео же слепой, а его жена не читает объявлений. Так что теперь нанесение тяжких телесных повреждений за мной не числится, и я могу делать все, что захочу, и ехать, куда захочу. И вообще, меня сразу не должны были сажать в тюрьму!

— А что насчет Джорджа? — взвизгнула мать. — Он же найдет нас и всех перебьет!