Бледные розы

Вертер так торопился убраться прочь, что даже не воспользовался своим экипажем. Он взмыл вместе с Кэтрин в воздух и, держа ее за руку, полетел к себе в замок сквозь черную, как смола, ночь. У замка светило солнце, зеленели лужайки, пели жаворонки, но ничто не вернуло Вертеру душевного равновесия. Он влетел в окно башни. Богатое убранство комнаты только усилило его раздражение. Движением руки Вертер почти опустошил комнату. На солнце блеснули какие-то черепки. Вертер повернулся к окну. Солнце! Теперь и оно чуждо и ненавистно. Светило погасло. Комната погрузилась во тьму. Удивленно взглянув на Вертера, Кэтрин тихонько тронула его за плечо.

Из груди Вертера вырвался глухой стон.

– Вертер! – шепнула Кэтрин.

– Они растоптали святое! Покусились на мои идеалы! – По щекам Вертера потекли слезы, он повернулся к девочке и зарылся лицом в ее волосы.

– Вертер! – Кэтрин поцеловала его в холодную щеку, разжала объятия и, взяв Вертера за руку, повела к себе в комнату.

– Ах, зачем я борюсь за нравственность, если все вокруг меня аморальны? Неужели лучше быть негодяем? – вопрошал Вертер, покорно идя за девочкой.

Он позволил усадить себя на кровать. Тяжело вздохнул.

– Им ненавистна духовность! Они смеются над добродетелью!

Кэтрин погладила его по руке.

– Ты ошибаешься, Вертер. Никто не хотел обидеть тебя.

– Что меня! Они развратят тебя! Мой долг не допустить этого!

Кэтрин нежно поцеловала Вертера в губы, сжав ему руку. Вертер задохнулся от мучительного смятения.

– Мой долг – уберечь тебя от невзгод, – чуть слышно произнес он сдавленным голосом. Сознание его помутилось, все вокруг перестало существовать. Он стиснул ее в объятиях, их щеки соприкоснулись, языки встретились. Вертер впервые ощутил упоение от физической близости. Внезапно безумная мысль пришла ему в голову: отчего не воспользоваться благоприятным моментом? Разве кто упустил бы такую возможность?

– Кэтрин! – прошептал Вертер, дотрагиваясь до Кольца Власти. Полог кровати откинулся, одежды пали.

Оставим Вертера наедине с Кэтрин. Не станем уподобляться тем литераторам, которые скрупулезно описывают плотские наслаждения – и так хорошо известные, скажут многие.

Вертера разбудили утренние солнечные лучи. Он открыл глаза и увидел рядом с собой обнаженную Кэтрин. Ее волосы сдвинулись в беспорядке, маленькие груди ритмично вздымались и опускались. Вертер пришел в ужас. Он был испуган, поражен, подавлен, глубоко потрясен – он понял, что, поддавшись мимолетному раздражению, лишил Кэтрин невинности, осквернил чистоту, свою веру. Его вожделение погубило все его помыслы.

Из глаз Вертера хлынули холодные слезы.

– Монгров был прав, – шептал Вертер, – общаться со мной – то же, что и с ядовитой змеей. Кэтрин больше мне не доверится. Украв у нее детство, я потерял право быть ее воспитателем, ее покровителем.

Не в силах оставаться на месте совершенного преступления, Вертер резко вскочил, выбежал из комнаты Кэтрин, бросился на свой излюбленный стул и опустошенно взглянул в окно. Представшая перед его измученными глазами идиллическая картина принесла ему новое потрясение. Вертер повернул Кольцо Власти. За окном поднялись нагроможденные одна на другую скалы, покосившиеся набок вершины, мрачные купола. Из груди Вертера вырвалось глухое рыданье.

– Столь тяжкая расплата за грех! – прошептал он, не без удовольствия погружаясь в печальные размышления.

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой Вертер искупает свой грех

Весь день Вертер избегал Кэтрин. Он не мог представить себе, как сможет посмотреть ей в глаза, если даже вид местности, свидетельницы их невинных прогулок, привел его в замешательство. Кэтрин звала его, Вертер не отзывался, отгородившись тяжелой дверью. Все же он увидел ее, когда она прогуливалась внизу, под окном, по небольшому зеленому холмику, затерявшемуся среди скал. Вертеру показалось, что Кэтрин не изменилась. Но он знал: она в смятении, оттого что потеряла невинность. И это он, Вертер, всему виной. Это он затянул непорочную девочку в сети плотской любви с ее извращенными радостями.

– Кэтрин! Кэтрин! – вырвалось у него. – Воистину, я преступник, растлитель душ. Имя мое – Вероломство.

* * *

Только на следующее утро Вертер решился поговорить с Кэтрин, посчитав, что тягостный разговор все же лучше томительного молчания. Когда девочка вошла в комнату, Вертер, стараясь не глядеть на нее, произнес глухим голосом:

– Я виноват перед тобой, Кэтрин.

– Оттого, что мы рано уехали с бала, дорогой Вертер? Оттого, что ты не дал мне досмотреть маскарад?

– Нет! – Вертер зажал себе уши. – Я не в силах поправить причиненное тебе зло, но я попытаюсь скрасить твою дальнейшую жизнь. Ты оставишь меня, чтобы забыть о своих страданиях. Тебя не откажется приютить Монгров. Думаю, он будет добр к тебе. А мой удел – горькое одиночество.

Вертер окинул девочку взглядом. Ему показалось, что она повзрослела, а ее красота поблекла. Он застонал. Да-да, под холодными пальцами самого льстивого, самого изощренного сластолюбца, имя которому Смерть!