Прежде чем двинуться в чащу, Робин еще раз предостерегающе вытянул руку, будто просил меня держаться на расстоянии. Я бросил взгляд на внушительную громаду Инстед-хауса, еще видневшуюся сквозь деревья. В тихом полуденном воздухе разнеслось эхо чьего-то выкрика. Я двинулся за Робином. Он прокладывал себе путь среди зарослей, известный только ему одному. Вскоре мы подошли к заболоченной части лесного ручья. Робин был бос, хотя можно было подумать и обратное, – настолько черными от грязи и заскорузлыми были его стопы. Мои собственные ноги недолго оставались сухими и чистыми: пришлось идти прямиком через болотную жижу, чтобы не отстать от проводника, так что грязная вода мигом оказалась в моих башмаках. Я, привыкший ходить аккуратно, как все горожане, невольно издал жалкий стон при виде этой картины, но Робин никак не отреагировал. Время от времени он только оборачивался, проверяя, иду ли я за ним.
Сквозь чащу мы пробирались, пожалуй, уже минут пять. Все это время я сосредоточенно глядел себе под ноги, надеясь избежать луж со стоячей водой и всяческих ям и нор, которые в лесу встречаются на каждом шагу. Того и гляди, упадешь и рассадишь себе нос. Когда я поднял голову, грязно-серая фигура Робина исчезла.
Я только вздохнул. Опять та же история…
И тут откуда-то снизу донеслось:
– Тсс!
Я опустил голову и с трудом разглядел высунувшуюся из какой-то норы чумазую физиономию. Перо сойки торчало из косматой макушки Робина. Показавшись мне, он вновь спрятался, закрывшись рукой. Я решил, дикарь предлагает мне спуститься к нему.
Это и впрямь была нора, с неровными краями, устланная опавшими листьями. Солнечные лучи выдавали ее границы, но без них убежище было крайне трудно заметить. Итак, у Робина-дикаря жилище не хуже, чем у лисы или кролика. А что я ожидал увидеть? Роскошный особняк с высокими окнами, утопающий в лесной зелени? Или миленький лесной домик с хлопотливой госпожой Робин в придачу? Да, Ник, разве что тебе это приснилось.
Не особняк, не домик, а нора. Берлога. А что, если он имеет обычай дурить головы юным актерам и прочим нарушителям границ его королевства, заманивать их к себе в логово и затем варить их в котле? Или вялить их на зиму?
Господи, Ник, разве что тебе это приснилось, повторил я сам себе.
Дэви говорил, что Робин и мухи не обидит. И даже является местным талисманом удачи.
Я протиснулся в нору, вернее, в тесный туннель. Он шел вниз, спускаться пришлось то на четвереньках, то ползком. Потом показалось пятно света впереди. И я вновь почувствовал вонь, хотя не берусь судить, был ли это запах обитателя или же естественный, свойственный всем жилищам подобного рода.
– Тсс, мастер Ревилл, – донесся до меня голос Робина.
Я сделал последнее отчаянное усилие, испугавшись вдруг, что окажусь погребенным под обвалившимся потолком туннеля, и вылез в крошечное круглое «помещение», часть которого, как я понял, едва мои глаза привыкли к слабому свету, находилась под сросшимися корнями нескольких старых деревьев. Возможно, Робин сам вырыл это убежище, либо землю вымыло дождями. Пустое пространство средь толстых, кривых корней было заполнено переплетенными ветвями и листьями. Но кое-где свет все же проникал, словно в крошечные окна, и его было достаточно, чтобы разглядеть Робина, который сидел на корточках в противоположном углу, обняв колени.
– Добро пожаловать в мои покои, – сказал он.
Я бы поклонился, да только и без того был согнут в три погибели.
– Вы более чем любезны.
– Могу предложить вам воды.
– Я не пью воду, благодарю вас.
Я действительно не пил ее, ну или очень редко. И уж тем более не из того болота, откуда, скорее всего, Робин ее принес бы.
– Я не могу предложить вам мяса, – продолжил Робин тем же официальным тоном, – ибо мяса я не ем.
О, какое облегчение! Все мои детские страхи быть съеденным тут же улетучились. Я даже позволил себе сесть на пол норы, если так можно выразиться, сплошь усыпанный листьями.
– Убийство даже самой ничтожной твари, самой мелкой птахи сродни убийству собственного друга, – поучительно заметил Робин.
Вероятно, при этих словах я инстинктивно окинул взглядом его одеяние, сшитое из шкурок белок, кроликов и бог весть еще каких животных, поскольку он тут же добавил (несомненно заметив, на что я смотрю, ведь глаз у него был очень острый):
– Я не убиваю. Использую шкуры только тех, кому они больше не нужны. Нет греха в том, чтобы брать их у мертвых.
Мурашки побежали у меня по коже. Возможно, от сырого, промозглого воздуха норы. Что-то зашевелилось у меня на шее, и я быстро смахнул это «что-то» рукой.
– Нет, нет, мяса я не ем. И они это знают.
– Кто они?
– Мои подопечные.
Он махнул грязной рукой влево, и, немного подумав, я понял, что он указывает в сторону особняка.
– Поэтому они приносят мне только репу, зеленый салат, крыжовник, малину…
Так вот что имел в виду Дэви, говоря, что о Робине заботятся.
– …на серебряных подносах.
Заботятся, потому что он слабоумный, без сомнений.
– Разве не такого обхождения заслуживает король?