Читаем Бледный огонь полностью

Все художники рождались в веке, который они называлиЖалким; мой же хуже всех:Век, полагающий, чтоДля изготовления межпланетныхБомб и кораблей нужен гений с иностранной фамилией,Когда любой осел может сварганить эту дрянь;Век, в котором свора жуликов может застращатьСеленографа; смехотворный век,Считающий, что доктор Швейцер – мудрый человек.Зачеркнув это, поэт примерил другую тему, но вычеркнул и ее:Англия, где поэты возносились всех выше, нынеХочет, чтобы они волочили ноги и чтоб Пегас пахал;Ныне торгаши прозой из Grubby Group[28],Писатель-моралист, сычеподобный болван,И все Социальные Романы нашего векаОставляют на странице всего лишь щепоть угольной пыли.

Строка 929: Фрейд

Мысленным оком я снова вижу, как поэт буквально валится на свою лужайку, колотя по траве кулаком, и трясется, и завывает от хохота, а я сам, доктор Кинбот, с потоком слез, стремящимся по моей бороде, пытаюсь связно читать лакомые кусочки из книги, которую я стащил из аудитории: ученой работы по психоанализу, которой пользуются в американских колледжах, – повторяю, пользуются в американских колледжах. Увы, я нахожу всего только две цитаты, сохранившиеся в моей записной книжке:

«По ковырянию в носу наперекор всем запретам или когда юноша просовывает все время палец сквозь петлицу… учитель-аналитик знает, что аппетит сластолюбца не знает предела в своих фантазиях».

(Цитируется профессором К. из книги д-ра Оскара Пфистера «Психоаналитический метод», 1917 г., Нью-Йорк, с. 79.)

«Шапочка из красного бархата в немецкой версии «Красной Шапочки» есть символ менструации».

(Цитируется профессором К. из книги Эриха Фромма «Забытый язык», 1951 г., Нью-Йорк, с. 240.)

Неужели эти скоморохи в самом деле верят в то, что они преподают?


Строка 934: Большие грузовики

Должен сказать, что я не помню, чтобы очень часто слышал, как «большие грузовики» проезжают в нашем районе. Громкие автомобили – да, но не грузовики.


Строка 937: Старой Зембли

Сегодня я усталый и грустный комментатор.

Параллельно левому краю этой карточки (его семьдесят шестой) поэт написал накануне смерти строчку (из «Второго Послания» По́па в «Рассуждении о человеке»), которую он, может быть, собирался привести в подстрочном примечании:

В Гренландии, Зембле или Бог знает где…

Так это все, что старый предатель Шейд мог сказать о Зембле, – моей Зембле? Пока сбривал свою щетину? Странно, странно…


Строки 939–940: Жизнь человека, и т. д.

Если я правильно понимаю смысл этого сжатого замечания, наш поэт высказывает здесь мысль, что жизнь человека – это только серия подстрочных примечаний к обширному, эзотерическому, неоконченному шедевру.


Строка 949: И все время

В какую-то минуту, утром 21 июля, последнего дня своей жизни, Джон Шейд так начал свою последнюю пачку карточек (от семьдесят седьмой до восьмидесятой). Две безмолвные зоны времени слились теперь в стандартное время одной человеческой судьбы; и не исключено, что поэт в Нью-Уае и разбойник в Нью-Йорке проснулись в то утро под один и тот же дробный удар секундомера Блюстителя их времени.


Строка 949: И все время

И все время он приближался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука Premium

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее