Бледный силуэт Луны

— Пожалуй, если уложимся в час, — согласилась я с легкостью, меня все пока устраивало.

Мы ехали, пересаживались, вновь ехали, перекидывались редкими словами и уступали друг дружке дорогу и места. Беседовать с девушкой Варей было легко и приятно, ее обаяние действовало почти обольстительно, но я напоминала себе, что девушке я нужна по делу, ей велели. И не стоит забывать о главном, если я промахнусь, то Алла может прыгнуть с Крымского моста. Когда ее мальчикам попадется в руки картинка, подобная присланной.

Варечка могла быть сколь угодно приятной, но это не исключало возможности, что мерзкое фото выслала именно она в самых неприглядных целях. Я с усилием вызвала из тёмного угла памяти шокирующее фото и наложила на сиюминутные впечатления о милейшей девице рядом. Картинка мелькнула на прощание во тьме туннеля, затем пропала, и поезд вывез нас с Варей на перрон станции “Парк культуры”. Перед нами выросли колонны и лестницы радиальной ветки.

Но двинулись мы по предложению Варечки (да и кузен Сережа напоминал о том же,) к побочному выходу со станции, где обозначился бассейн “Чайка”. На выходе со стенного панно нас встретил портрет Максима Горького с каменными рогами на голове, так его изобразил мастер мозаики в свое время. По этому случаю классик соцреализма имел неуловимо демонический вид.

Невзрачный купол станции остался позади, когда я завертела головой пытаясь сообразить, как мне вернуться в Турчанинов переулок, указанный Сергеем накануне. Пока видела лишь бассейн “Чайка”, но мы его скоро миновали.

— Я вас мигом доставлю обратно, я тут все знаю, — нежно заверила спутница. — Практически у себя дома. Катя, можно задать вам вопрос? Вы и вправду были замужем за директором, или это сплетни?

— Вы знаете, Варя, нам с вашим директором очень повезло, — сказала я после паузы. — Оба вовремя поняли, что нам лучше быть друзьями.

— Он, Павел Петрович, всегда приводил вас в пример, — поделилась Варечка. — Как свой идеал женщины. Подчеркивал, что вы абсолютно очаровательная и без малейшей хитрости…

— Ой, Варя, извините, это скучная тема, — я оборвала поток лести, а то Варя увлеклась. — В такой прелестный день, и о браке! Не будем.

Девушка уловила с полуслова, и небольшой отрезок пути по Остоженке мы проследовали почти молча, любусь красотами оживленного городского пейзажа. Безмолвие нарушилось само собой лишь когда мы миновали нереально роскошное, едва законченное здание, означенное на вывеске, как “Дом оперного искусства”. Вернее будет сказать, что целый жилой комплекс смотрелся за фигурным забором, как воплощенная мечта, вычурная декорация к опере о красивой жизни избранных счастливцев.

— Вот когда у меня будут деньги, — мечтательно произнесла Варечка. — То я обязательно куплю вон ту мансарду, но с другой стороны дома, и буду вечерами любоваться на реку.

— Оно было бы недурно, — охотно согласилась я. — Только с видом на реку не станет ли сыровато вечерами?

Варечка не стала доказывать преимуществ вида на реку, и вскоре возобновился легкий обмен пустячными мнениями, при котором мы дошли до нужного поворота в узкий переулок, спускавшийся прямо к реке. В просвете домов появился новейший памятник Петру, он смотрелся как ценное добавление к виду на реку, однако в сюрреалистическом ключе.

— Вот мы и пришли, сейчас зайдем на минутку к профессору, — пообещала Варечка. — Он мой родственник, я скажу пару слов, вы ему должны понравиться. Потом пойдем обедать в Ирландский бар, вы согласны?

Я одобрила сложную программу без возражений. Что родич-профессор, что Ирландский бар — меня устраивало все. Только бы не опоздать к кузену Сереже, заболтавшись с Варечкой и ее профессором неведомых наук, думала я следуя за Варей по жаре вниз по переулку, мимо разрытого котлована, затем вдоль газона за забором. Чуть ниже посреди газона выявился за купами деревьев внушительного вида особняк в три этажа. Дом стоял в переулке слегка наособицу, его окна и двери выходили не на проезжую часть, а на газон. Тем временем на заборе, скорее, даже над ним, возникла вывеска, предупреждение для особо наивных визитеров, особняк оказался “Клиникой неврологических состояний для детей”. Даже отчасти впавшая в детство гостья слегка насторожились, неврологические состояния смотрелись очень уж угрюмо.

«Ах, вот он какой будет, профессор у Варечки!» — мрачно подумалось мне. — «Шарлатан и чернокнижник, не иначе…” Не знаю почему, но предубеждение сложилось сразу, не успели мы войти в калитку и ступить на песчаную дорожку, что вела через газон и указывала на дверь особняка. Идти в особняк явственно не захотелось, такое нашло состояние. И если бы не Варечка, только бы меня там и видели! Но отказываться входить к профессору в клинику без веской причины было отчаянно неудобно, и это меня держало крепче любых веревок, вернее, я плелась за Варей, как коза на веревке. (Так любила выражаться бабушка Глаша.)