Бледный силуэт Луны

Тогда мне было невдомек, что настал судьбоносный момент для целой кучи народа, я поколебалась, но вошла в клинику как мышь в западню. Острый, всепроникающий запах дезинфекции подействовал почти успокоительно, и я двинулась за Варечкой по старым, обшарпанным, но чистеньким коридорам. Обыкновеннейшая передо мною мелькала детская поликлиника, тот же вид и пронзительный аромат. Кое-где сидели страждущие, но в целом клиника казалась почти безлюдной и гулкой.

Варя уверенно довела нас до высокой белой двери, в конце коридора, стукнула и заглянула, не дожидаясь ответа. Я стояла позади нее, и мельком увидела белые халаты на фоне окна, потом услышала, как кто-то отозвался приятным баритоном.

— Возьми ключи и поди в залу, — голос шел от белого халата у окна. — Там и располагайся, а я досовещаюсь, подожди.

Варечка проговорила какую-то речь в ответ, мы с ней дружно повернули и вновь пошли по коридорам, пока не уперлись еще в одну дверь, на сей раз двустворчатую. Странно подействовала на меня эта клиника, сугубо непонятное навеяла состояние. (Описывать его трудно, но я сделаю, что смогу.)

Зала была двусветной, окна шли по сходящимся стенам, а на газон выходили витражные стекла со сложным узором. Освещение получалось необычным и казалось отчасти искусственным, лучи солнца пронизывали цветные стекла с излишней интенсивностью. «Как на сцене, энное действие, акт первый», — подумалось с небывалой отчетливостью, и стало понятно, что этот момент я запомню надолго.

Вот я и дошла до самого сложного, до личных смешанных впечатлений. Мало того, что они почти не воспроизводятся, к тому же теперь я в курсе, какую роль сыграла краткая встреча с профессором, что сбивает меня дополнительно и бесповоротно. Я могу поклясться, что действие происходило наяву, но ощущения поплыли как во сне, когда знаешь, что спишь, но очень скоро проснешься, даже рассвет угадывается за незримыми окнами.

Глава шестая (№ 6)

(в которой «тень кучера погоняет тенью хлыста тень лошади» — и все это происходит на заднике обширного экрана. Или же, как смело утверждал поэт-классик, со мною происходил “электрический сон наяву”, только без электричества. Но что-то подобное безусловно имело место…)

До появления профессора мы с девицей Варечкой проводили время довольно невнятно, она знала эту залу наизусть, поэтому сидела у стола заседаний, а я изучала помещение и пристраивалась сидеть на стульях, сцепленных между собой рядами. Но везде оказывалось неудобно, посему я только и делала, что пересаживалась, потом вновь ходила по зале зигзагами. Далее по ходу блужданий я заметила в углу печку с изразцами, попробовала обойти ее кругом, но уперлась в стену. Вспоминать прямо-таки стыдно, я бродила как тень во сне, не зная, куда себя девать.

Тем временем Варечка нежно улыбалась мне из другого угла, словно дебильное поведение гостьи было задано или предусмотрено заранее. В сновидениях такое частенько случается, а наяву со мной вышло впервые, видит Бог. Как раз в разгаре блужданий по зале в дверях возник некто в белом, и Варечка стала меня представлять дяде, профессору Кузьмицкому как свою напарницу по командировке в Венецию. И вообще просила обратить внимание, какую очаровательную женщину она привела к нему в гости.

Дядя в белом халате заверил, что более, чем счастлив познакомиться, но тут же извинился и испросил минуту, поскольку им с Варей надо перемолвиться буквально двумя словами. Я послушно уселась на первый ряд стульев и оттуда наблюдала, как Варя и профессор сели у печки и завели беседу вполголоса. Слышать я ничего не слышала, зато смотрела на профессора во все глаза.

Он поминутно менял облик: то выглядел солидным и внушительным, то изможденным и худым, то неуловимым и почти расплывчатым. Хотя я могу ошибаться, накладывая на образ профессора эффекты сложного освещения, в особенности, вспоминая задним числом. Одну лишь деталь неверного облика профессора Кузьмицкого я запомнила с исключительной точностью: из-под нависшей глыбы лба внимательно смотрели зоркие глаза-буравчики. А выдающийся лоб сходился над ними странным заметным углом.

Но наблюдать довелось недолго, свет в зале внезапно померк, наверное, нашла туча, а я странным образом оказалась снаружи старинного особяка, шла вдоль ограды в намерении ступить на газон. …И вообще, то оказался темный вечер, ветер гнул до земли невидимые высокие травы, они шелестели вокруг меня, словно исполняя мелодию на экзотических инструментах. Неслись по небу быстрые короткие тучи, в разрывах тьмы появлялась и скрывалась луна, а памятник Петру за моей спиной пронзительно освещался мертвенным бледным светом. Я тем временем торопилась добраться до дверей особняка-клиники, но никак не удавалось. Какой-то бесконечный газон распростерся во тьме, однако следовало его миновать, потому что в дверях особняка ждал профессор. Он стоял в белеющем распахнутом халате, манил и подзывал к себе жестами обеих рук. Следовало сообщить ему нечто важное, главное — успеть!