На губах у дикаря пузырилась кровавая пена; он почти ослеп; кто-то снова и снова вливал ему под веки едкие чернила; лицо будто превратилось в маску из кожаных лоскутов и измельченных костей; пытка тянулась целую вечность, но когда эта мнимая вечность закончилась, оказалось, что даже страдание не длится слишком долго…
Он мало что слышал – почти все звуки поглощала тяжелая пульсация крови в черепе. Раздавался какой-то хруст, голоса, шаги, удары по мягкому, тихий свист… Дикарь попытался подтянуться, вцепившись скрюченными пальцами в вертикальную стену, на которой висел, но стена вдруг рухнула и снова стала земляным полом, прахом, перегноем. Он уткнулся в него окровавленным лицом, дернулся от боли и потерял сознание.
Он пришел в себя уже в полицейской карете. Руки были связаны за спиной. Ноги тоже связаны, но соединявшая их толстая веревка позволяла перемещаться маленькими шажками. Он увидел перед собой ту же запертую дверцу; под ним был тот же немилосердно трясущийся, заплеванный пол. Дикарь с трудом поднял голову и посмотрел в зарешеченное окошко заплывшими глазами. По серому небу проплывали верхушки деревьев, подметая хвосты туч.
Он вытер скопившиеся под нозрями сгустки крови и снова почуял запах леса – такого знакомого, такого родного. Но домой, в затерянную в лесной глуши берлогу, его не тянуло – несмотря ни на что. Какой-то еще более прочный, невидимый корень связывал его с городом. Это было похоже на изощренное наказание – снова и снова стремиться туда, где можно найти только боль, обман, мерзость и враждебность. Правда, теперь к обреченности и неосознанному стремлению добавилась необходимость. И еще одно: он вспомнил о самке.
У дикаря появилось дело, которое нужно было закончить рано или поздно, – старое как мир, но для него совершенно новое. Он должен был вернуться хотя бы для того, чтобы отомстить. Жажда мести сжигала сердце. Пока в его личном черном списке значились всего трое. Но интуиция подсказывала: не пройдет и нескольких суток, как список станет гораздо длиннее.
Когда карета остановилась и дверца открылась, человек в форме, которого дикарь не узнал, бросил ему:
– Повезло тебе, щенок. Но это ненадолго.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ДЖОКЕР
58. «НЕ ВСЕ СРАЗУ, СЫНОК!»
Очутившись перед светлыми очами обер-прокурора, дикарь слегка растерялся. До него не сразу дошло, что легендарный Каратель и жалкая развалина, сидящая в странном кресле на колесиках, – один и тот же персонаж. В первую секунду невежественный парень решил, что выжатый временем дедушка – такая же жертва собственной тупости, как и он сам. Затем в памяти всплыло лицо, изображенное на портрете, который висел в участке. Появилась возможность сравнить оригинал и бледную копию. Те же бесцветные рыбьи глазки; те же щеки, покрытые сеточкой морщин; тот же безвольный подбородок; та же анемичная конституция, усугубленная параличом нижних конечностей.
Как-то некстати пришло в голову, что суперстрелок уже не способен никем манипулировать; наоборот, теперь его самого катают с места на место, словно мумию, подающую признаки жизни (и кем тогда является тот, кто катает?).
Додумать эту глубокую мысль до конца дикарю не дали. Старичок зашевелился, поманил его к себе пальцем и ласково проскрипел:
– Подойди ближе, сынок.
Дикарь испытывал сильное разочарование. Идеальный образ, сформировавшийся под влиянием папашиных баек, подвергся эрозии, а теперь был разрушен окончательно. Поскольку заменить его было нечем, образовавшуюся пустоту мог заполнить только беспредельный цинизм. Дикарь без боя сдал первый бастион – свою наивную веру в ХОРОШЕГО героя. Стать плохим героем было гораздо легче…
Он ухмыльнулся и шагнул навстречу бывшему священнику. Душа его в это время уже блуждала в потемках.
Обер-прокурор внимательно разглядывал того, кого окрестил про себя Джокером и на кого сделал свою последнюю ставку. Он осознавал, что рискует всем. Следующей партии не будет – для этого он слишком стар. Его выбор означал жизнь или смерть; либо старший козырь в рукаве, либо пулю в лоб за игру краплеными картами. До этого он рисковал так сильно только раз – когда отправился на болота в гости к Большой Маме.
Пока что сопляк не внушал ему доверия, а первое впечатление – самое верное. Пистолеты были, по сути, единственным аргументом в его пользу. И еще, пожалуй, то, что он чужой в городе. Значит, может стать потенциально опасным – как неизвестный вирус…
Обер-прокурор собирался действовать по принципу «клин клином вышибают». А пацан в любом случае получит прекрасный урок на всю оставшуюся жизнь…
Под рваной арестантской робой было видно тело – тощее, израненное, но молодое и сильное. Одним словом, ПОДХОДЯЩЕЕ тело. Обер-прокурор был уверен, что не ошибся. На руке Джокера – свежий ожог, лагерное клеймо. Это хорошо: раны заживут, однако клеймо останется навсегда – и наверняка сожжена не только кожа, но и частица души. У Валета тоже было клеймо; оно означает рабство, из которого невозможно бежать. Власть темной силы…