– Это не может быть полиция, – сказал он. Это все из-за гравитации. Гравитационная проблема.
Он тоже пытался побороть беспокойство. Он сумел подхватить свой пистолет до того, как расстояние между ним и столом снова стало увеличиваться, и ему пришло в голову, что на данный момент только он ощущает рукой успокоительное прикосновение оружия.
Почти у самых его ног продолжал страдать Маккинли. При каждом выдохе он испускал мычание от боли. Из сострадания или по какой-то другой смутной причине Демидян вытянул ногу и дотронулся до его бедра. Маккинли прервал стоны.
– Сука, что происходит? – завопил он. – Вытащите меня отсюда, бля!
Движимый, надо думать, тем же желанием приободрить Маккинли или, по крайней мере, его утихомирить, а может, и приободриться самому, Эскобар прорычал в направлении паласа, что нужно сохранять спокойствие.
– Мы все отсюда выберемся, – сказал он. – Это всего-навсего подлянка гравитации. Это пройдет, Маккинли. Это пройдет.
Между всей троицей на краткие полминуты установилось согласие. Его прервал голос Демидяна.
– Не знаю, что происходит, – сказал Демидян, – но такое не могло произойти только с нами. Этот сбой должен был затронуть как минимум весь регион. Они там что-нибудь придумают. Нужно только дождаться помощи.
– Какой такой помощи? – завопил Эскобар. – Так не пойдет! Ты что, хочешь позвонить легавым? Хочешь, чтобы сюда нагрянули легавые?
– Я этого не говорил, – взвился Демидян.
Он ощущал, как под его капюшоном стекает пот. Невозможно точно определить, был ли это холодный пот испуга или испарина, вызванная шерстяной тканью его клобука.
– Достал уже со своей гравитацией, – взревел Маккинли.
Так они и плавали втроем вокруг стола, ни на что не опираясь, вовлеченные невидимыми слабыми течениями в бесцельное движение, которое по спирали разносило их друг от друга или сближало, но с чудовищной медлительностью. От освободившегося от гнета кресел паласа разило пивом, прогорклостью и гнилой синтетикой. Хрипы Маккинли заглушали порой тревожное дыхание остальных, но не всегда.
Эскобар попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы добраться до стола и чернеющих там среди серо-зеленых пачек пистолетов. Для этого он крайне неловко воспользовался трупом Шевалье, который, в свою очередь, тоже слегка оторвался от земли. Труп шевельнулся, но ничуть не помог ему приблизиться к столу. Время от времени Эскобар свешивал с кресла ногу, словно для того, чтобы встать на ноги, но не осмеливался выпрямиться над этой пустотой, все же не головокружительной, поскольку речь шла от силы о дюжине сантиметров. Он предпочитал оставаться на своем гротескном суденышке, в гротескной позе, которая стала угрожающей, когда он вытянулся, чтобы попытаться достать до стола.
– И не думай добраться до оружия, – пригрозил Демидян.
– Я делаю то, что считаю нужным, – отрезал Эскобар.
Демидян направил на Эскобара пистолет и был готов нажать на курок, когда входная дверь распахнулась и какой-то человек, как и они, на плаву, наставил свой обрез прямиком в голову Демидяну.
– Не мешкай, клади его! – бросил Эскобар.
Человек
9. Борщук
Еще не до конца проснувшись, Борщук перевернулся на правый бок и, не открывая глаз, протянул руку, чтобы обследовать содержимое ночного столика. Среди разбросанных там предметов он искал тетрадь в коричневой обложке, в которую взял в привычку заносить поспешную сводку своих снов, следуя в этом и сугубо личным склонностям к странному, и просьбе своего лечащего врача. Тот заведовал кабинетом психиатрии, где его пытались вернуть в форму после смерти жены, и продолжал лечить его от депрессии, из которой Борщук никак не мог выбраться.