— Позволь ему договорить, Гратьен, — вмешался Лувиль, — и на наших глазах сию минуту Тереза превратится в герцогиню, которая занималась шитьем ради своего удовольствия.
— Я скажу больше, сударь, — продолжал шевалье, — кто вам сказал, что Тереза не является наследницей состояния, которое по меньшей мере равно вашему?
— Черт! — сказал Гратьен с озабоченным видом, — если это так…
— Ну, вот еще! — горячо вскричал Лувиль, — мне кажется, зараза завладела и вами: вы становитесь безумным, Гратьен; еще более безумным, клянусь, чем этот простак, что говорит с вами! Но я, к счастью, я здесь, и я не позволю вам запутаться еще больше. Ответьте же ему раз и навсегда твердым и решительным «нет», чтобы он дал нам спокойно выспаться и проваливал к дьяволу вместе со своей инфантой и их собакой!
И как бы в качестве заключительной части своей речи Лувиль пнул ногой Блэка, к которому, как мы помним, он никогда не питал особого расположения.
Блэк издал болезненное повизгивание.
Этот пинок рикошетом пришелся в самое сердце де ля Гравери.
— Сударь, — сказал он Лувилю, — до сих пор ваша речь была речью глупца; но ваш поступок обличает в вас жестокого и невоспитанного человека. Кто бьет собаку, тот замахивается на хозяина!
— Я ударил вашего пса, потому что он мешал мне, вертясь у меня между ног. И послушайте, я сейчас в самом деле вызову кондуктора и прикажу ему исполнить предписания. Собаки не имеют права находиться в мальпосте.
— Думесниль… я хотел сказать, мой пес, в сто раз больше имеет право находится здесь, чем вы, сударь; а вы только что ударили моего бедного друга ногой; за это вам пришлось бы дорого заплатить, если бы у меня не было важного дела лично к господину Гратьену и если бы я не поклялся самому себе, что ничто не отвлечет меня от моей цели.
Затем он сказал, обращаясь на этот раз к Гратьену:
— Давайте положим этому конец, сударь; так как эта дискуссия, — прошу вас верить мне, чтобы проникнуться чуть большим расположением к моей особе; ведь я дворянин, — так вот эта дискуссия нравится мне не больше, чем вам. Желаете ли вы, да или нет, вернуть этой молодой девушке ее честное имя, похищенное вами?
— На поставленный таким образом, сударь, вопрос я могу вам дать лишь один ответ: нет.
— Вы покушались на бедное, одинокое дитя, не имеющее ни поддержки, ни защиты! Вы прибегли к недостойной уловке, чтобы восторжествовать над ней! И все же я еще остаюсь достаточно хорошего мнения о вас, сударь; я не хочу верить, только потому, что вы на нервы» раз сказали «нет», что вы решились, как трус, оставить мать наедине с ее отчаянием и выбросить вашего ребенка на улицу на милость официального милосердия и людского сострадания.
— Сударь, — вскричал Гратьен, — вы только что здесь утверждали, что вы дворянин; я тоже дворянин и, как таковой, привык уважать старость; но никогда это уважение не дойдет до того, что я позволю себя оскорблять. В том, что вы сказали, есть одно неуместное слово; прошу вас взять его обратно!
И в самом деле, Гратьен произнес эти слова, как истинный дворянин.
— Да, сударь, — сказал шевалье, который понимал, что зашел слишком далеко и что «трус» — это одно из тех слов, которое не в состоянии вынести военный, — да, я возьму обратно все, что вам будет угодно; но умоляю вас, в свою очередь, сделайте то, о чем я вас прошу! Если бы вы знали, сколько она страдала, бедняжка Тереза! если бы вы знали, как мало она создана для страданий! она такая чуткая, добрая, нежная, славная! О! вы никогда не раскаетесь в том, что совершите это доброе дело. Если вам нужно имя, то я найду ей имя, сударь, достойное и всеми уважаемое, — мое имя. Если вам необходимо состояние, дабы наслаждаться жизнью, я отдам вам все, что у меня есть, и оставлю себе лишь крохотную пожизненную ренту; вы сами установите ее размеры; я удовольствуюсь тем, что вы милостиво пожелаете мне оставить. Я буду жить, радуясь вашему счастью; вы мне позволите время от времени видеть ее, и нам этого будет достаточно… Не правда ли, Блэк? не правда ли, мой старый друг? Послушайте, господин Гратьен, вот здесь, на коленях, несчастный старик заклинает вас… и, умываясь слезами, обращает к вам свои мольбы!
Шевалье на самом деле сделал такое движение, будто собирался упасть на колени; Гратьен остановил его.
— В самом деле, — сказал Лувиль, — этот господин предлагает тебе довольно привлекательную сделку, и на твоем месте, Гратьен, я подумал бы над этим предложением.
Шевалье почувствовал, куда нацелен намек, который так коварно бросил лейтенант, и повернулся в его сторону.
— А! сударь, разве недостаточно, что ваши советы содействовали несчастью Терезы; вы еще и противитесь тому порыву раскаяния, который может зародиться в сердце вашего друга? Что же такого сделало вам невинное дитя, что вы ко всему еще стараетесь помешать господину Гратьену искупить ту ошибку, которая, говоря по справедливости, в большей степени лежит на вашей совести, чем на его?
Но, к несчастью, эффект уже был произведен.