– Это всё, конечно, хорошо, но до той деревни топать больше ста километров, – скептически произнёс лейтенант Купер. – Я боюсь, далеко не все штатские смогут пройти такое расстояние пешком, тем более дети и старики.
– Большинство детей уже достаточно взрослые, чтобы идти пешком. Детей поменьше можно везти в магазинных тележках. В них же будем перевозить провиант и всё необходимое имущество.
– А что насчёт стариков? – спросил старший сержант Ковач.
Капитан Савин посмотрел однорукому снайперу прямо в глаза, на мгновение замялся, после чего, опустив взгляд, наконец ответил:
– Боюсь, мы не сможем взять с собой людей старше семидесяти лет. С ними колонна будет двигаться слишком медленно, и мы не успеем достичь туристической деревни до того, как у нас кончится продовольствие.
– Что ты имеешь в виду? – возмущенно спросил Ковач. – Ты хочешь сказать, что я должен бросить свою мать подыхать здесь от голода?
– Нет, Питер, – ответил капитан Савин, после чего перевёл взгляд на всех присутствующих. – Я хочу сказать, что у каждого из вас есть выбор. Вы можете остаться здесь и наблюдать, как от голода медленно и мучительно умирают ваши близкие. Или можете пойти за мной и дать шанс на жизнь себе и своим детям… Выбор за вами.
Бойцы спецотряда молча смотрели на своего командира, шокированные хладнокровной аргументацией. Внезапно снова заговорил старший сержант Ковач:
– Тебе легко говорить, кэп. У тебя самого нет ни семьи, ни детей. Ты ставишь перед нами этот выбор, но сам от него полностью освобождён.
– Ты думаешь, мне намного легче от того, что здесь у меня никого нет? – буравя Ковача взглядом, отвечал капитан Савин. – Ты считаешь, что я совершенно не думаю о своих престарелых родителях, которые остались в России и которым я никак не могу помочь? Да, я не увижу их смерти, но я не смогу и попрощаться с ними. Вполне возможно, что они уже мертвы. А вот у тебя такая возможность есть. Поэтому решай, что для тебя важнее – жизнь твоих детей или преданность гуманистическим идеалам.
Старший сержант Ковач ничего не смог ответить, а лишь молча опустил глаза. Капитан Савин продолжил:
– Не стоит считать меня извергом. Вы прекрасно знаете, как я отношусь к каждому из вас. Я уже давно мог сесть на велосипед и укатить отсюда, но я не хочу бросать вас здесь… Если вы готовы отпустить родителей преклонного возраста и пойти за мной, то можете не волноваться, мучиться они не будут.
Капитан поставил на стол пузырёк с таблетками.
– Я взял это у наших медиков. Сильнейший яд, действует почти мгновенно и безболезненно. Даю слово, они просто уснут. Вашим родителям не обязательно знать, что это. Можете растворить таблетку в воде или выдать её за лекарство, решайте сами… Поверьте мне, это намного гуманнее, чем медленная смерть от голода и жажды.
Капитан высыпал на стол таблетки, каждая из них была в отдельном герметичном пакетике.
– Я хочу, чтобы каждый, у кого есть престарелые родители, неспособные дойти до новой базы, взял со стола нужное количество таблеток. У вас будет время подумать, использовать их по назначению или нет. Но до завтрашнего утра решение должно быть принято и сделаны все необходимые действия. А теперь подойдите и возьмите таблетки, это приказ.
Никто не сказал ни слова. К столу подошло семнадцать человек. Кто-то взял по одной таблетке, кто-то – по две. Последним подошёл однорукий снайпер Ковач. Влажными от слёз глазами он взглянул на капитана, слегка кивнул и взял таблетку для своей матери.