Я прошла туда, где висели портреты. Из них два холста были мои. Штрихи и точки. Стилистически другие, но все же очень похожие на мамины. Искусство снова соединило нас. Я ощутила гордость и грусть: как бы я хотела, чтобы она увидела мои работы. Пусть бы увидела, чему я научилась у нее.
Тем временем я подошла к картине в центре зала, которая вдвое превосходила размером все остальные; я ни разу ее не видела. Я смотрела, затаив дыхание. Сияющее от смеха лицо ребенка. Маленькая ручка девочки схватилась за два пальца мужской взрослой руки. Сколько всего уже в одном этом жесте. Сколько доверия. Сколько любви.
– Вау! – вырвалось у меня.
– У меня в первый раз была такая же реакция.
Я повернула голову на голос и увидела, как мне навстречу с улыбкой идет Герда. Как подобает куратору выставки, она была одета с иголочки: черный трикотажный пуловер, винного цвета плиссированная юбка обвивала при ходьбе ноги в черных сапогах. Ее черные, до середины бедра, волосы спадали на спину подобно занавесу.
– Это чудесно! – Я снова обратилась к картине.
– Ты узнаешь девочку?
– А должна? – Я вопросительно взглянула на Герду, и ответ отразился в ее темных глазах, а у меня перехватило дыхание. – Это… это я?
– Да, а рука – твоего отца.
У меня зашлось сердце, контуры картины поплыли, как сильно разведенная краска по листу бумаги. Я сжала губы, чтобы не дать им задрожать.
– Вас с Бекки твоя мама любила больше всего на свете.
Я схватила ртом воздух, чтобы подавить эмоции, которые вот-вот вырвутся наружу.
Герда, наблюдавшая за мной со стороны, кажется, увидела мое состояние и предложила заглянуть в бюро выпить кофе. Это дало мне возможность прийти в себя. Я очень боялась, что она сейчас снова заговорит о маме. Герда наверняка хотела рассказать о чем-то таком, о чем я не знаю.
– Молоко или сахар? – спросила Герда, вернувшаяся в комнату с подносом.
– Молоко, пожалуйста.
Она поставила передо мной чашку и серебряный молочник и села на диван напротив. Я почувствовала на себе ее взгляд, пока наливала молоко и размешивала кофе.
– Ты все больше походишь на мать, Алиса. Несмотря на тату и фиолетовые волосы. Чертами лица, улыбкой. Даже походкой, – заметила Герда, сделав мне тем самым самый прекрасный и самый грустный комплимент. Потому что, думаю, мой внешний вид, мое сходство с мамой – причина, по которой отец не может меня видеть и выносить рядом с собой.
Мне было шестнадцать, когда до меня случайно долетели эти слова. На следующий день я занялась преображением своей внешности. Сначала волосы, потом макияж и, наконец, тату.
Свою горечь по поводу несостоятельности этих попыток я прячу за улыбкой.
– Зал внизу уже готов? Или там еще что-то нужно развесить? – меняю я тему разговора.
– Не хватает трех твоих картин. Но так как ваша ежегодная выставка еще идет, их подвезут позже. У меня в связи с этим есть к тебе небольшая просьба. Или, скажем так, просьба средних размеров.
– Окей… заинтриговала.
– Мне сегодня ночью пришла в голову идея, как еще больше подчеркнуть идею выставки «мать – дочь».
– И как?
– Что бы ты сказала, если бы я предложила тебе изготовить две-три работы по ее наброскам?
Я вытаращила глаза, сердце затрепетало.
– Ты имеешь в виду… Я… я должна… – Уже сама идея настолько невероятна, что от волнения я не смогла закончить фразу.
Однако Герда совершенно неверно истолковала мое заикание.
– Но если для тебя это слишком или ты сочтешь идею дурацкой, тогда…
– Нет. Идея чудесная, – быстро проговорила я. – И я с удовольствием попробую воплотить ее в жизнь.
Герда в восторге захлопала в ладоши:
– Ах, как здорово!
– У тебя есть в голове какие-то конкретные эскизы?
– Нет, их выбор я предоставляю тебе. Я подумала, можешь рисовать здесь в ателье. Это будет и логично, и наиболее удобно. Мне уже не терпится посмотреть, что из этого выйдет.
– И мне. – У меня в голове тотчас замелькали идеи, краски, композиции, линии, точки. Захотелось начать прямо сейчас, до зуда в пальцах. С другой стороны, я понимала, что нельзя подходить к работе сломя голову. Я хотела… я хотела соответствовать маме.
Поэтому пока что я сфотографировала эскизы, оставшиеся у Герды от моей мамы, и собралась уходить.