Блеск и будни

— Она действительно моеттебя?

Клейтон покраснел.

— Ну… да.

— Как странно. Мне стоит поговорить об этом с начальством. Но не будем обсуждать ее. Ах, мой дорогой, храбрый муженек. Не могу высказать тебе, как я горжусь тобой! Мы всегордимся тобой! О, чуть не забыла. Я привезла тебе подарки. Посмотри. — Она поставила кожаную сумку на стол и стала доставать из нее различные предметы. — Мама прислала тебе варенье из айвы, которое тебе так нравится. А я привезла две книжки… Знаю, что тебе, наверное, надоело здесь.

За дверью опять раздался смех. Шарлотта, положив книги и поставив варенье на стол, направилась к двери и распахнула ее. Там стояла Дулси, проказливо улыбаясь.

— Вы подслушиваете! — сердито воскликнула Шарлотта.

— О, нет, мисс. Этого я никогда не делаю.

— Уходите! Приказываю вам!

— Да, мисс, простите. — Она помахала из-за Шарлотты Клейтону. — Пока, Клейтон, — потом, улыбнувшись Шарлотте, она пошла по коридору.

Шарлотта закрыла дверь и повернулась к мужу.

— Эти черные становятся ужасно наглыми, если хочешь знать. Полагаю, они надеются, что когда-нибудь их освободят янки, но лучше не вбивать им это себе в голову.

— Миссис Кавана уже освободила Дулси. Твой отец заставил ее вернуться сюда на работу, поэтому, думаю, у нее законное недовольство.

— Возможно. Но думаю, ты должен поговорить с ней, чтобы она не обращалась к тебе так фамильярно — Клейтон. Слуги должны знать свое место. Так, на чем мы остановились? Ах, да, на подарках. — Она возвратилась к столу. — После установления блокады становится трудно достать некоторые вещи, поэтому я связала тебе шарф. Конечно, он не понадобится тебе еще несколько месяцев, но хочу, чтобы ты знал, что я ежеминутно думаю о тебе. Вот он, примерь.

Она вытащила красный шарф и обвила им его шею.

— Какой красивый, — сказал он, — спасибо. Но в нем немного жарко.

— Конечно, пока что сними его.

Он возвратил ей шарф. Она положила его обратно в сумку, потом посмотрела на Клейтона. Наступила напряженная, неловкая тишина. Потом он тихо спросил:

— Хочешь ли ты взглянуть на то, что осталось от твоего мужа?

Она прикусила губу. Наступил момент, которого она больше всего страшилась.

— Только если ты сам хочешь, чтобы я посмотрела.

Клейтон закрыл глаза, взялся за простыню и, приподняв, отвел ее в сторону. Шарлотта взглянула и ухватилась за спинку койки.

— Симпатично, не правда ли? — спросил он, открывая глаза, чтобы взглянуть на нее.

— Это повязка чести, — хрипло произнесла она. — Конечно, хотелось бы, чтобы этого не произошло, но… ах, дорогой Клейтон, ты должен гордиться этим. Все будут знать до конца твоей жизни, что ты принес большую жертву ради славного дела.

— Любопытно знать, — заметил он, — насколько славным является в действительности это дело.

Шарлотта напряглась, вспомнив о письмах, которые он писал ей из Принстона.

— Неужели у тебя опять возникли сомнения? — воскликнула она. — После всего, что ты пережил, после того, как проявил храбрость, конечно, твоя вера в то, за что мы сражаемся, не могла поколебаться!

— Особой веры у меня никогда не было, и ты знаешь это.

— Но, Клейтон, в этом доме много людей, которые отдали так много…

— Многие из них пошли на эту войну потому, что искали хорошей потасовки и горели желанием попалить с близкого расстояния в янки. Большинство людей не задумываются над тем, за что они воюют, они просто воюют.

— Не верю своим ушам, — поперхнулась она.

— Ну, поверь, Шарлотта. Ты и практически все другие южане отказываются признать, что черные люди тоже разумные существа, совершенно такие же, как мы с тобой. И дьявольски аморально одному человеку владеть другим. Все очень просто. Из-за этого, собственно, и идет война, а наше дело неправое. Я потерял ногу, борясь за несправедливое, аморальное дело, поэтому не трещи здесь о «славном деле», или о нашем южном «образе жизни», или о «нашей правопреемственности», или о чем-то там ином. Эта война из-за рабства, и мы неправы. Точка.

Шарлотта хлопнула в ладошки, прижала их друг к другу, зажмурилась, подняла лицо к потолку, зашевелила губами.

— Что такое ты делаешь? — спросил Клейтон.

— Я молюсь Всемогущему Господу, чтобы он вернул твоему сердцу истину и благоразумие.

— Ну, ты зря тратишь свое время и испытываешь терпение Господа. Если Господь и займет чью-то сторону в этой дурацкой войне, то надо считаться с фактами: вероятно, он станет на сторону янки.

Ее глаза засверкали, когда она открыла их.

— Я приехала сюда, чтобы выразить свои чувства любви и гордости за своего мужа, которого ясчитаю героем, — произнесла она сурово. — Хотя какой-то безумный, извращенный дьявол временно лишил тебя здравого ума и нормальной речи, я буду продолжать думать о тебе и уважать тебя за то, каким ты был. И я бы добавила, Клейтон, Боже тебя упаси говорить об этом… предательстве еще с кем-либо, особенно с моим отцом.

— Я отдал свою левую ногу за Конфедерацию и поэтому могу говорить все, что мне угодно! А теперь тебе лучше уйти. Я не намерен скандалить с собственной женой.

Она закрыла рот руками и ударилась в слезы.