Спустя мгновение Кьяра поняла, что она невольно задержала дыхание, а ее руки сжимают полотенце так крепко, что это отдается болью в ее искалеченных пальцах. Она осторожно разжала пальцы и вздохнула.
— И что он пишет? — спросила она. — Как скоро вернется?
— Пока неизвестно, вернется ли он вообще. Признаться, магистр Руанно меня разочаровал. Взял и уехал без моего разрешения.
Однако великий герцог совсем не выглядел разочарованным. Он просто делал вид, что разозлен непослушанием своего слуги. На самом деле ему был нужен этот английский алхимик. Не так-то много людей с такими знаниями и навыками, как у Руана.
— Возможно, — сказала Кьяра, — его вызвали в такой спешке, что у него не было времени попросить официальное разрешение?
— Возможно.
— Но с ним все в порядке? Он попросил вашего разрешения, чтобы вернуться?
Великий герцог улыбнулся.
— Ты так интересуешься, вернется ли он, что это становится уже подозрительным. А я-то думал, что его отъезд, напротив, тебя обрадует, ведь ты теперь единственный алхимик при моем дворе.
Святые угодники! Сейчас надо тщательно взвешивать каждое слово.
— У вас есть много других алхимиков, — сказала Кьяра, осторожно выбирая слова. — Это опытные и образованные люди: я видела отчеты, которые они вам присылают. Но чего у них нет, так это уникального дара магистра Руанно чувствовать и понимать металлы и другие элементы. Он с этим родился. Он доказал это, управляя вашими рудниками, плавильными мастерскими да и самой лабораторией. А я ведь простая дочь книготорговца.
— Ты моя soror mystica, поклявшаяся служить мне верой и правдой. Думаю, ты умеешь больше, чем кажется тебе самой. Быть может, у нас получится самим создать философский камень, без еще чьей-либо помощи.
«Или я сумею создать его сама, — подумала Кьяра. — Вы и не догадываетесь, ваша светлость, что на каждый большой сундук с инструментами, который я привезла сюда, есть маленький и неприметный, который я доставила в подвал книжной лавки, где сооружаю собственную лабораторию. Откуда вам знать, что здесь, в вашей замечательной новой лаборатории, я устраиваю все таким образом, что любая ваша попытка создать философский камень будет обречена на провал? Это совсем несложно: щепотку алюминиевой пудры сюда, каплю aqua fortis туда. И вы не замечаете ничего, кроме того, что философский камень снова и снова ускользает от вас».
— Я сделаю все, что смогу, магистр Франческо, — она старалась говорить кратко и послушно. — Но что мы будем делать без магистра Руанно, когда нам понадобится сила земли?
— Мне нужно будет об этом подумать, — ответил он и взял в руки стеклянную колбу, заполненную едким алкагестом[89]
, прозрачным, как вода. Он задумчиво наклонил ее сначала вправо, затем влево. Сквозь дутое стекло колбы его глаза превратились в нечто страшное. — В любом случае магистр Руанно пишет, что садится на корабль из Лондона, а так как посыльный, доставивший мне письмо, не мог сильно обогнать этот корабль, думаю, что он будет во Флоренции в течение месяца.Руан уехал без его разрешения — и таким образом разрушил связь между ними тремя. Великий герцог уже однажды смилостивился над ним, в то ужасное время, когда погибла донна Изабелла. Но больше на это он не пойдет. Да, он позволит Руану вернуться, так, как охотник позволяет добыче зайти в расставленные силки. Он воспользуется им, его навыками и способностями. А потом…
— Я сам об этом позабочусь, — сказал великий герцог и поставил колбу обратно на стол. — Ничего не говори магистру Руанно, когда он приедет. Просто вежливо прими его. Возобновим работу над magnum opus в день летнего солнцестояния.
Она ответила жестом уважения — мужским поклоном от пояса, скрестив руки на груди. Это помогло ей спрятать глаза и губы, когда она произносила: «Как вам будет угодно, магистр Франческо». Она лгала.
На следующее утро она позавтракала куском свежеиспеченного хлеба, несколькими плодами инжира и разбавленным вином. На вилле Пратолино, как и во всех других владениях Медичи, ей выделили собственную маленькую комнатку. В этой даже было окно, из которого она могла полюбоваться садом с его причудливыми скульптурами, стрижеными кустами и заводными статуэтками-автоматонами, которые были так дороги жесткому механическому сердцу великого герцога. Покончив с едой, она встала на колени перед кроватью и быстро протараторила «Аве Мария» и «Отче наш». Часовни в Пратолино не было, хотя, судя по тому, что сказал пристыженный священник, она могла здесь скоро появиться. Затем она поправила свои юбки, вышла в коридор и направилась к боковому выходу, ведущему в конюшни.
— Синьорина Кьяра.
Женский голос, хрипловатый, властный, с легким венецианским акцентом.