Блеск и коварство Медичи

— О расторжении брака не может быть и речи, — гордо выпрямив спину, заявил великий герцог. Сладострастие и решительность сделали его моложе. — Я не изменю своему решению признать дона Антонио. Тем временем мы с великой герцогиней постараемся подарить Тоскане еще одного наследника. Сударыня, вы можете быть свободны. Я позже присоединюсь к вам в вашей опочивальне.

Отставив в сторону бокал с вином и отложив носовой платок, донна Бьянка встала со своего места. На ее лице не было и следа слез.

— Слушаю, ваша светлость, — с улыбкой произнесла она и скромно опустила глаза, всем своим обликом выражая сладкую покорность.

Она направилась к выходу, и Кьяре не оставалось больше ничего, как проследовать за ней. Оба брата даже не пошевелились. За спиной у великого герцога мрачный, как глубинные недра земли, в своей длинной хламиде ученого стоял магистр Руанно дель Ингильтерра. Неужели он снова обменялся взглядами с кардиналом? Мужчины о чем-то говорили, но Кьяра их уже не слышала.

«Всего лишь два дня! — хотелось ей закричать Руану. — Два дня, и мы будем от всего этого свободны!»

— Пойдем, Кьяра, — резко позвала донна Бьянка. — Что с тобой такое? Чего ты так медленно плетешься? Мне нужна твоя помощь, чтобы приготовиться ко встрече с великим герцогом.

Глава 48

Книжная лавка Джачинто Гарци,

прежде известная как книжная лавка Карло Нерини

1 апреля 1582

Ростиг и Зайден лежали, свернувшись калачиком, на месте, куда падал солнечный свет сквозь открытую дверь в лавку. Бабушка переименовала их на итальянский манер в Руджи и Сету, но для Кьяры они всегда оставались под прежними именами, которые дала им великая герцогиня. Она присела на корточки, чтобы погладить нагретую на солнышке мягкую шерсть Ростига. Морды у обеих собак были совершенно белыми от старости, а Зайден к тому же ослепла, прямо как бабушка. Но бабушка не переставала о них заботиться, самоотверженно защищая их от Чинто, твердившего, что собакам не место в приличной книжной лавке. Все же им повезло, что они до самых преклонных лет оставались вместе.

Его зовут Ростиг. На твоем языке это означает «ржавокрасный». Его назвали так по цвету шерсти на голове и ушах. А его подругу зовут Зайден, то есть «шелковая».

Это был голос великой герцогини, в день похорон старого герцога Козимо. Не голос демона, а лишь горько-сладкое воспоминание. В тот день она впервые познакомилась с великой герцогиней и ее питомцами. В той же комнате находилась и Изабелла. Она оплакивала своего отца, а Дианора шепталась о своих любовниках. Это было восемь лет назад. Ангелы небесные, сколько событий произошло за все это время… А Ростиг и Зайден все еще здесь. Они — единственное, что осталось от того дня.

Ростиг открыл свои темные глаза и сонно посмотрел на Кьяру. Затем шевельнул лапой, подталкивая тем самым ее руку, чтобы она погладила его снова. Кьяра выполнила его безмолвную просьбу, и пес, удовлетворенно вздохнув, опять закрыл глаза.

— Кьяра, как хорошо, что ты пришла, — сказала Маттеа, стоявшая за прилавком. За последний год она резко вытянулась, приобрела настоящие женские формы и уже была обручена с Симоне ди Джакопо, сыном красильщика шерсти с улицы Виа Кальцайоли, что находится рядом с главным зданием гильдии торговцев шерстью. — Мне нужно сбегать на рынок, купить рыбу к ужину. Ты посмотришь за прилавком?

— А где Чинто?

— Я не знаю. Он поссорился с бабушкой. Думаю, он спустился в подвал. Лючия и бабушка…

Но Кьяра уже ее не слушала. Думаю, он спустился в подвал.

— Иди за своей рыбой, — сказала Кьяра. — Я разберусь, что здесь происходит.

Она прошла на кухню. Бабушка стояла у окна, завернув кисти рук в передник. В каждой черточке ее лица читалось негодование, смешанное с горечью… унижения. Кто посмел ее обидеть? Ее когда-то острые глаза теперь полностью затянуло белой пеленой. Перед Кьярой выросла ее сестра Лючия. В одной руке у нее была наполовину очищенная луковица, а в другой — нож.

— Что ты делаешь, Лючия? — резко спросила Кьяра. — Где Чинто?

— Не твоего ума дело, — ответила Лючия. — И вообще, какая тебе разница, что я делаю и куда пошел Чинто. Дом теперь принадлежит нам, от чердака до подвала. Я готовлю на ужин то, что мне нравится, и Чинто может заходить туда, куда ему вздумается в своем собственном доме. Убирайся в свой дворец, Кьяра, и оставь нас в покое.

— Бабушка, что случилось?

Старая женщина медленно вынула руки из-под передника. Запястье на правой руке было неестественно вывихнуто. Оно начинало постепенно опухать и покрываться синими пятнами.

— Он забрал у меня ключи, — ответила она. — И спустился в подвал. Я не смогла его удержать. Прости меня, Кьяра.

Он спустился в подвал.

Оставался только один день. Один-единственный день…