Руан ничего не ответил. Ему не пришлось ничего говорить — воспоминания шумели в голове, их ниточки становились все крепче и сплетались в узор.
— Ты вернулся во Флоренцию, чтобы наконец-то убить его, — сказала Кьяра, наклонившись вперед и как можно тише проговаривая столь опасные слова. — Ты и кардинал.
Он снял перчатки и положил руки на стол, ладонями вверх. Увидев знакомые белесые шрамы, она встрепенулась, будто он прикоснулся к ней.
— Положи свои ладони мне на руки, — сказал он как можно мягче. — Не бойся, тароу-ки.
Она постепенно, палец за пальцем раскрыла свою ладонь. Казалось, что каждое движение значит для нее слишком многое. Она подняла руки и положила их на стол перед собой. Искривленные пальцы, огрубевшая кожа, распухшие костяшки — она так привыкла к своим рукам, что едва замечала их, и сейчас их нынешний вид потряс ее, будто это были вовсе не ее руки. Руан не двигался и ничего не говорил. Спустя некоторое время она собралась с духом и положила их в его ладони.
От его кожи хлынули тепло и сила, будто они каким-то образом между собой производили первый шаг дистилляции, приложение тепла для выделения пара.
Дистилляция. Алхимия. Лаборатории. В Казино ди Сан-Марко, в оранжерее на вилле ди Пратолино, ах да, и еще одна — в подвале книжной лавки, ее собственная лаборатория, где…
— Что ты вспоминаешь? — спросил Руан.
— Вспоминаю тебя, — ответила Кьяра.
Он слегка улыбнулся. Лицо его изменилось. Спустя мгновение он опять спросил:
— А что еще?
— Какие-то обрывки. Но я действительно помню, что я видела его, Руан. Философский камень. Он был закончен или так близок к завершению, что это уже не имело значения. Это было все равно что смотреть на… Я даже не знаю, как это описать…
Кьяра не находила нужных сравнений. Она так отчетливо помнила этот один-единственный миг, но не было никаких слов, чтобы его описать.
— Я мало что помню потом, — произнесла она наконец.
— Что бы это ни было, оно взорвалось, как настоящая бомба, устремившись прямо в верхние этажи здания. Взрывной волной тебя отбросило, как это бывает со стрелками при отдаче. Когда я приехал, твои соседи вытащили тебя из-под завалов. Там же была твоя младшая сестра Маттеа. Передняя часть лавки совсем не пострадала. Две старые собаки, гончие великой герцогини, отделались лишь парой царапин.
— А все остальные погибли. Бабушка, Лючия и Чинто.
— В этом не было твоей вины. Во всем виноват он сам, твой зять, ведь это он открыл атанор.
— Он сломал бабушке кисть, отбирая у нее ключ от подвала. Она плакала.
— Они не успели ничего почувствовать. Никто из них. Это был такой мощный взрыв, какого раньше никто не видывал.
Голос бабушки был не похож на голос отца. Он был добрым. Иногда бабушка смеялась.
— Ты привез меня сюда, — сказала Кьяра. Ей не хотелось, чтобы это прозвучало как обвинение, но так вышло.
Он ласково сомкнул ладони вокруг ее рук.
— Мы не могли привести тебя в чувство. Я не знал, сможешь ли ты вообще прийти в себя когда-нибудь. Я не мог взять тебя на корабль, идущий в Англию. Я не мог отправить тебя в Питти, где бы ты была под властью великого герцога. Я знал, что донна Химена была твоим другом и что попавшие в Ле Мурате отгораживаются стеной от мира — порой не по собственной воле, но часто для них это единственная защита.
— Как донна Камилла.
Еще одна случайная вспышка воспоминаний.