И сразу это серьезное преступление стало шуткой красивой женщины; даже сам Камюзо рассмеялся.
Но тут генеральный прокурор увидел человека, который не смеялся. Испуганный позой и выражением лица графа де Серизи, господин де Гранвиль отвел его в сторону.
— Друг мой, — сказал он ему на ухо, — твоя скорбь побуждает меня поступиться долгом первый и единственный раз в жизни.
Судья позвонил, вошел служитель его канцелярии.
— Скажите господину де Шаржбеф, чтобы он зашел ко мне.
Господин де Шаржбеф, молодой адвокат, был секретарем генерального прокурора.
— Дорогой мой мэтр, — продолжал генеральный прокурор, отойдя с Камюзо в нишу окна, — идите в ваш кабинет и восстановите с вашим помощником протокол допроса аббата Карлоса Эррера; поскольку он не подписан, допрос можно начать сначала без затруднения. Устройте завтра же очную ставку этого
Камюзо вышел, откланявшись, но госпожа де Серизи, только теперь почувствовавшая боль от ожогов, не ответила на его поклон, господин де Серизи, который вдруг выбежал из кабинета, пока генеральный прокурор говорил со следователем, вернулся с горшочком чистого воска и перевязал руки жены, сказав ей на ухо: «Леонтина, зачем было приезжать сюда, не предупредив меня?»
— Бедный друг! — отвечала она шепотом. — Простите меня, я кажусь сумасшедшей; но дело касалось столько же и вас, сколько меня.
— Любите этого молодого человека, если так велит рок, но не показывайте столь явно вашу страсть! — отвечал бедный муж.
— Ну, дорогая графиня, — сказал господин де Гранвиль после короткой беседы с графом Октавом, — надеюсь, что нынче же вечером вы увезете господина де Рюбампре к себе обедать.
Это прозвучало почти как обещание и произвело такое действие на госпожу де Серизи, что она расплакалась.
— Я думала, что уже выплакала все слезы, — сказала она, улыбаясь. — А не могли бы вы, — продолжала она, — разрешить господину де Рюбампре подождать здесь своего освобождения?
— Постараюсь найти приставов, чтобы они проводили его к нам, избавив его от присутствия жандармов, — отвечал господин де Гранвиль.
— Вы добры, как сам Господь Бог! — отвечала она генеральному прокурору с горячностью, придавшей ее голосу дивную музыкальность.
«Вот они, эти прелестные, неотразимые женщины!..» — сказал про себя граф де Бован.
И он печально задумался, вспомнив свою жену. (См. Сцены частной жизни,
Когда господин де Гранвиль выходил из кабинета, к нему подошел молодой Шаржбеф, которому он тут же дал поручение переговорить с Массолем, одним из редакторов «Судебной газеты».