Блеск и нищета куртизанок. Евгения Гранде. Лилия долины

Короче, судебные деятели желают отличиться, чтобы повыситься в должности, как это принято в армии или в министерствах.

Но если бы это весьма естественное, знакомое многим желание и не ограничивало независимость судьи, все же последствия его чересчур очевидны, чтобы величие судейского сословия не пострадало в общественном мнении. Жалованье, выплачиваемое государством, обращает священника и судью в простого чиновника. Погоня за чинами развивает честолюбие; честолюбие порождает угодливость перед властью; притом современное равенство ставит подсудимого и судью на одну ступень перед лицом общественного правосудия. Итак, оба столпа общественного порядка, Религия и Правосудие, умалены в XIX веке, притязающем на прогресс во всех отношениях.

— А почему бы тебе не повыситься в должности? — спросила Амели Камюзо. Она насмешливо посмотрела на мужа, чувствуя, что необходимо придать бодрости мужчине, который являлся в руках супруги следователя орудием ее честолюбивых замыслов. — Зачем отчаиваться? — продолжала она, сопровождая свои слова движением, изобличавшим ее глубокое равнодушие к смерти подследственного. — Это самоубийство осчастливит обеих недоброжелательниц Люсьена: госпожу д’Эспар и ее кузину, графиню де Шатле. Госпожа Д’Эспар хороша с министром юстиции, через нее ты можешь получить аудиенцию у его превосходительства и ему раскроешь тайну этого дела. А если министр юстиции на твоей стороне, чего тебе бояться председателя и генерального прокурора?

— Но господин и госпожа де Серизи! — вскричал бедный следователь. — Госпожа де Серизи, повторяю тебе, сошла с ума! И, как говорят, по моей вине!

— Ну а если она сошла с ума, нерассудительный судья, значит она не может вредить тебе! — смеясь, воскликнула госпожа Камюзо. — Послушай, расскажи мне все, как было.

— О господи боже! — отвечал Камюзо. — Да ведь как раз в ту минуту, когда я допрашивал несчастного юношу и он заявил, что так называемый священник не кто иной, как Жак Коллен, от герцогини де Мофриньез и госпожи де Серизи пришел лакей с запиской, в которой они просили, чтобы я его не допрашивал. Но все уже было сделано…

— Ну, стало быть, ты совсем потерял голову! — сказала Амели. — Ведь ты совершенно уверен в своем секретаре и мог бы тут же вернуть Люсьена, умело успокоить его и исправить протокол своего допроса!

— Ты точь-в-точь как госпожа де Серизи насмехаешься над правосудием! — возразил Камюзо, который был не способен шутить над своей профессией. — Госпожа де Серизи схватила мои протоколы и бросила их в огонь!

— Вот так женщина! Браво! — вскричала госпожа Камюзо.

— Госпожа де Серизи заявила мне, что она лучше взорвет суд, чем позволит молодому человеку, снискавшему благосклонность герцогини де Мофриньез и ее самой, сесть на скамью подсудимых в обществе каторжника!

— Ах, Камюзо, — сказала Амели, не в силах подавить усмешку превосходства, — да ведь у тебя великолепное положение.

— Ну и великолепное!

— Ты исполнил свой долг.

— Да, на свое горе и наперекор коварным намекам господина де Гранвиля, повстречавшегося со мной на набережной Малакэ…

— Поутру?

— Поутру.

— В котором часу?

— В девять часов.

— О Камюзо! — сказала Амели, ломая руки. — Сколько раз я твердила тебе: будь настороже! О боже мой, это не мужчина, а просто воз щебня, который я тащу на себе! Ах, Камюзо, ведь генеральный прокурор поджидал тебя на пути, и он, верно, давал тебе советы…

— Пожалуй…

— И ты ничего не понял! Если ты туг на ухо, так всю жизнь просидишь на месте следователя, без каких бы то ни было иных последствий! Потрудись-ка выслушать меня! — сказала она, знаком останавливая мужа, когда тот хотел ей ответить. — Значит, ты воображаешь, что дело кончено? — сказала Амели.

Камюзо смотрел на жену взглядом, каким крестьянин смотрит на ярмарочного фокусника.

— Если герцогиня де Мофриньез и графиня де Серизи опорочили свое имя, ты должен добиться покровительства их обеих, — продолжала Амели. — Послушай-ка! Госпожа д’Эспар выхлопочет для тебя аудиенцию у министра юстиции, и ты ему откроешь тайну дела, а он позабавит этой историей короля, ведь все монархи любят видеть оборотную сторону медали и знать истинные причины событий, перед которыми публика останавливается с разинутым ртом. Тут тебе уже не будут страшны ни генеральный прокурор, ни господин де Серизи.

— Ну не сокровище ли такая жена, как ты! — вскричал следователь, воспрянув духом. — Все же я выбил из седла Жака Коллена, я пошлю его отчитываться перед судом присяжных, я разоблачу его преступления. Подобный процесс — это победа на поприще судебного следователя.

— Камюзо, — сказала Амели, с удовольствием замечая, что ее муж оправился от нравственной и физической апатии, вызванной самоубийством Люсьена де Рюбампре, — председатель только что сказал тебе, что ты перегнул палку, а теперь ты ее перегибаешь в другую сторону. Ты все еще плутаешь, мой друг!

Судебный следователь в молчаливом изумлении уставился на жену.