Блеск и нищета куртизанок. Евгения Гранде. Лилия долины

В час ночи барон Нусинген, спрятанный в мансарде, где спала Европа, терзался всеми тревогами счастливого любовника. Он жил полной жизнью, ему казалось, что кровь его готова была брызнуть из кончиков пальцев, а голова — лопнуть, как перегретый паровой котел.

«Я наслаждался душевно больше, чем на сто тысяч экю», — говорил он дю Тийе, посвящая его в эту историю. Он прислушивался к малейшим уличным шумам и в два часа ночи услышал, как со стороны бульвара подъезжает карета его любимой. Когда ворота заскрипели на своих петлях, сердце у него стало биться так бурно, что зашевелился шелк жилета: значит, он снова увидит божественное страстное лицо Эстер!.. В сердце отдался стук откинутой подножки и захлопнутой дверцы. Ожидание блаженной минуты волновало его больше, чем если бы дело шло о потере состояния.

— Ах! — вскричал он. — Фот жизнь! Даже чересчур жизнь! Я не в зостоянь ничефо решительно.

— Мадам одна, спускайтесь вниз, — сказала Европа, показываясь в двери. — Главное, не шумите, жирный слон!

— Жирни злон! — повторил он, смеясь и ступая словно по раскаленным железным брусьям.

Европа шла впереди с подсвечником в руках.

— Тержи, считай, — сказал барон, передавая Европе банковые билеты, как только они вошли в гостиную.

Европа с самым серьезным видом взяла тридцать билетов и вышла, заперев за собой дверь. Нусинген прошел прямо в спальню, где находилась прекрасная англичанка.

— Это ты, Люсьен? — спросила она.

— Нет, прекрасни крошка!.. — вскричал Нусинген и не окончил.

Он остолбенел, увидев женщину, являвшую собою полную противоположность Эстер: белокурую, а он томился по чернокудрой, хрупкую, а он боготворил сильную! Прохладную ночь Британии вместо палящего солнца Аравии.

— Послушайте-ка! Откуда вы взялись? Кто вы? Что вам надо? — крикнула англичанка, напрасно обрывая звонок, не издававший ни единого звука.

— Я замоталь звонок, но не бойтесь… я ушель… — сказал он. — Плакаль мои дрицать тисяча франк! Ви дейстфительно люпофниц каспатин Люсьен те Рюбампре?

— Слегка, мой племянничек, — сказала англичанка, отлично говорившая по-французски. — Но кто фи такая? — сказала она, подражая выговору Нусингена.

— Челофек, котори попался!.. — отвечал он жалобно.

— Разве полючать красифи женщин, это есть попалься? — спросила она, забавляясь.

— Позфольте мне посилать вам зафтра драгоценни украшений на память про барон Нюсеншан.

— Не знай! — сказала она, хохоча как сумасшедшая. — Но драгоценность будет любезно принята, мой толстяк, нарушитель семейного покоя.

— Ви меня будет помнить! До сфитань, сутаринь. Ви лакомый кусок, но я только бедни банкир, которому больше шестесят лет, и ви заставляль меня почувствовать, как сильна женщин, которую я люплю, потому ваш сферхчелофечни красота не мог затмевать ее…

— Слюшай, одшень миль, что фи это мне говоришь, — отвечала англичанка.

— Не так миль, как та, котори мне это внушаль…

— Вы говорили о дрицати тысячах франков… Кому вы их дали?

— Ваш мошенник горнична…

Англичанка позвонила. Европа не замедлила явиться.

— О! — вскричала Европа. — Чужой мужчина в комнате мадам!.. Какой ужас!

— Давал он вам тридцать тысяч франков, чтобы войти сюда?

— Нет, мадам. Мы обе вместе их не стоим.

И Европа принялась звать на помощь так решительно, что испуганный барон мигом очутился у двери. Европа спустила его с лестницы…

— Ах, злодей! — кричала она. — Вы донесли на меня госпоже! Держи вора! Держи вора!

Влюбленный барон, впавший в отчаяние, все же благополучно добрался до кареты, ожидавшей его на бульваре; но он уже не знал, на какого шпиона ему теперь положиться.

— Не собирается ли мадам отнять у меня мои доходы? — вскричала Европа, вбегая фурией в комнату.

— Я не знаю обычаев Франции, — сказала англичанка.

— А вот, достаточно мне сказать мсье одно слово, и мадам завтра же выставят за дверь, — дерзко отвечала Европа.

— Этот проклятый горнишна, — сказал барон Жоржу, который, конечно, спросил своего господина, доволен ли он, — стибриль мой дрицать тысяча франк… но это мой вина, мой большой вина!

— Стало быть, туалет вам не помог, мсье? Черт возьми! Не советую, мсье, принимать попусту эти аптечные лепешки.