Блеск и нищета номенклатуры

Но рабочие сознательно шли на жертвы и лишения. Цифры первого пятилетнего плана пьянили воображение. Лозунг «Пять в четыре» подхватывается в декабре 1929 года съездом ударников. Энтузиазм захлестывает страну. Великие стройки ликвидируют безработицу; кажется, еще одно, последнее усилие — время лишений минует, и за углом засияет обещанное солнце социализма. Страна, подогреваемая миражами успехов (новейшие исследования советских экономистов убедительно показали механизм статистической лжи), все дальше углубляется в лес ирреальностей и мифов.

Выступая на XVI съезде ВКП(б) в июне 1930 года, Сталин риторически спрашивает делегатов: «Но если в 1929–1930 годах всего лишь 2 процента народного дохода перепадает на долю эксплуататорских классов, то куда девается остальная масса народного дохода?» и сам себе отвечает: «Ясно, что она остается в руках рабочих и трудящихся крестьян… Вот где основа систематического роста материального благосостояния рабочих и крестьян СССР».

Приводя на съезде цифры роста зарплаты, жилищного строительства «плюс наличие широкой сети домов отдыха, санаториев и курортов для рабочих», Сталин поистине рисует фантастическую картину всенародного счастья, которое «обрушилось на страну» в результате первой пятилетки. Сталин настолько уверен в себе, что не считает необходимым даже вычистить собственный доклад от вопиющих противоречий. С одной стороны, «систематический рост материального благосостояния рабочих и крестьян», а с другой — несколькими страницами доклада выше, товарный выход мяса и сала по сравнению с 1916 годом составил в 1927 году 32,9 процента, в 1928-м — 30,4, в 1929 году — 29,2. Ситуация весьма знакомая: в докладе густо, в желудке пусто.

Сталин может говорить спокойно. Ему уже никто не возразит. Оппозиция раздавлена. Гласность заткнута кляпом страха. Профсоюзы после Шахтинского дела окончательно укрощены.

Место для разжигания первого крупного процесса было избрано не случайно. Донбасс являлся одним из крупнейших в стране пролетарских районов. Профсоюзы в центре были уже низведены до роли приводных ремней политики индустриализации. Но на местах еще продолжали существовать остатки пролетарских традиций. Шахтинский процесс преследовал цель не только ошельмовать специалистов, противопоставить рабочих интеллигенции, но и запугать рабочих, оторвать их от старых профсоюзных вожаков.

«Особенно опасной была попытка вредителей ухудшить материальное положение шахтеров, — излагает нам „История КПСС“. — Они занижали заработную плату, срывали строительство жилищ, нарушали правила безопасности труда в шахтах, создавая угрозу для жизни шахтеров…» Шахтинское дело, оказывается, свидетельствовало и «о плохой работе массовых организаций Донбасса, прежде всего профсоюзов».

Такая оценка профсоюзов позволила Сталину окончательно ликвидировать их, впрочем, и без того уже эфемерную независимость. В апреле 1929 года снимается с поста председателя ВЦСПС Томский, член партии с 1904 года, с именем которого у рабочих была связана память о реальной, а не хрестоматийной борьбе за рабочее дело.

Вытеснив из профсоюзов «правые капитулянтские элементы» (так представляет нам дело «История КПСС» 1974 года издания), Сталин поставил во главе ВЦСПС Н. Шверника, ставшего послушным наместником вождя в профсоюзной вотчине. С отстранением Томского и изгнанием его из состава Политбюро профсоюзы в СССР все больше превращаются в кассу социального страхования, в агентство по распределению путевок. Через семь лет, в августе 1936 года, поняв, что рабочее дело, которое он отстаивал в трех революциях, проиграно, а способов борьбы с тираном нет, М. П. Томский покончил жизнь самоубийством.

В сентябре 1927 года Сталин, беседуя с членами первой американской рабочей делегации, объявляет о том, что «монополия нашей партии выросла из жизни, сложилась исторически». В 1927 году, то есть всего через десять лет после революции, такое сужение политического спектра огромной страны едва ли можно было приписать истории. История не знает и не может знать поспешности. Поспешность — свойство людей. Формула «сложилась исторически» была удобна для Сталина, чтобы оправдать первый этап борьбы за власть и затем логически перейти ко второму — концентрации власти в руках одного человека.

Вводя в заблуждение американских рабочих, Сталин руководствовался не интересами рабочих, а факторами политической борьбы за власть. В свете этих факторов ему нужны были не независимые от партийной верхушки профсоюзы, а мягкие мехи для раздувания «социалистического соревнования», ему нужен был не сознательный рабочий, а «нарисованный человек», которому в зависимости от потребы дня можно бы приписывать те или иные свойства.

Нарисованный человек