Читаем Блеск и нищета русской литературы: Филологическая проза полностью

Курт Воннегут тоже ругал «Ньюйоркер». — Курт Воннегут (1922–2007) — американский писатель, хорошо известный в 1970 — 1980-е гг. в СССР. Довлатов брал у него интервью (Новый американец. 1982. № 101. 15–21 января). Вероятно, в результате этой встречи появилось короткое письмо от 22 января 1982 г., в котором Воннегут шуточно критиковал журнал «Ньюйоркер», не печатающий его, но сразу опубликовавший «прекрасный рассказ „По прямой“», «глубокое и общезначимое произведение» «коллеги»; Довлатов пытался использовать отзыв в рекламных целях (см.: Переписка, 161–162, 377–378). Однако в конце того же года, 24 декабря 1982 г., в письме знакомой в СССР Довлатов с обидой обозначает грань отношений с известным американцем: «Я, например, дружу с Воннегутом, он хорошо к нам относится, неоднократно и в разных формах выражал свою литературную симпатию, но когда у него было 60-летие (Воннегут похож на страшно истаскавшегося 20-летнего студента), он позвонил и сказал: „Приходи в такой-то ночной клуб к одиннадцати, когда все будут уже пьяные…“ То есть на торжественную часть меня не пригласили, там была публика другого сорта — бизнесмены, ученые, киношники, а меня позвали как бы с черного хода, и это не оскорбление, он совершенно не имел в виду меня обидеть, он просто выразил с большей или меньшей точностью уровень наших отношений» (Письма, 313).

Недавно я прочел такую фразу у Марамзина… — Источник цитаты не установлен.

Лужин… Гумберт… Мартын Эдельвейс — персонажи романов Набокова «Защита Лужина» (1929–1930), «Лолита» (1955) и «Подвиг» (1932).

Я недавно прочел книжку Лотмана о «Евгении Онегине». — Имеется в виду книга: Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980. Пересказываемый Довлатовым фрагмент комментария к строфе XVI первой главы: «Страсбурга пирог — паштет из гусиной печенки, который привозился в консервированном виде (нетленный), что было в то время модной новинкою (консервы были изобретены во время наполеоновских войн)».

Проза Солженицына выше прозы Георгия Маркова именно качеством, даже неловко произносить, настолько это ясно. — «Властитель дум» А. И. Солженицын противопоставляется Григорию Мокеевичу Маркову (1911–1996), плодовитому романисту, в течение многих лет бывшему официальным писательским властителем, Первым секретарем Союза писателей СССР (1971–1989); его книги издавались огромными тиражами, но были постоянным объектом насмешек в неофициальной среде. В перепечатанной версии «Нового американца» Марков заменен малопонятным Леонидовым (Речь без повода. С. 260). Возможно, это опечатка и речь должна идти о Леонове, хотя как нарицательное обозначение писательской бездарности его имя представить трудно.

<p>Литература продолжается</p>

Новый американец. 1981. № 74. 12–18 июля.

Синтаксис. Париж. 1982. № 10.

Этот дважды напечатанный очерк стал одной из важных ступеней на пути к «Филиалу». Многие детали, описание атмосферы конференции в юмористически шаржированном тоне в очерке и повести совпадают. Но реальные фамилии очерка в повести прозрачно завуалированы (Коржавин — Ковригин, Синявский — Беляков), появляется новая лирическая сюжетная линия, тоже связанная с реальным прототипом: довлатовский псевдодокументализм торжествует.

…А значит, никто никого не обидел, и литература продолжается… — Любимая, неоднократно цитированная Довлатовым перифраза из документальной книги М. Зощенко «Письма к писателю» (1929): «Все спокойно, дорогой товарищ! Никто никого не оскорбил. Литература продолжается» (глава «Человек обиделся»). В другой главе этой книги Зощенко отвечает на письмо некоего Доната Весеннего, возможно, это отец писателя Донат Исаакович Мечик (1909–1995). «По семейному преданию, Донат дебютировал как пародийный и комический автор под псевдонимом „Донат Весенний“ и был замечен пародируемым им Михаилом Михайловичем Зощенко, который первым делом посоветовал Донату сменить псевдоним. Знакомство Доната с Зощенко, начавшееся в двадцатые годы, закончилось одиноким прощанием у гроба опального писателя» (Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 144). Мной овладело беспокойство. — Перефразированная строка «Евгения Онегина»: «Им овладело беспокойство, / Охота к перемене мест» (гл. 8, строфа XIII).

Старик Коржавин нас заметил. — Снова перефразирование «Евгения Онегина»: «Старик Державин нас заметил…» (гл. 8, строфа II).

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука Premium

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное