Блеск и нищета Жанны Дюбарри

только девиц, чьи четыре поколения девственности абсолютно доказаны и не имеют пятен. Его забота о подлинном дворянском происхождении доходит до того, что он старается лично исследовать при свете большого канделябра, который всегда при нем, генеалогическое древо девиц. Если он не будет абсолютно уверен в своих тестах, молодая особа будет отправлена в семью, чтобы поразмыслить среди родных о недопустимости разгульного образа жизни. Однако, по желанию родителей, можно обратиться к мамаше Бриссо, и та честно доведет до ума ее воспитание.

Поскольку наш Ангел не имеет родных, кроме тебя и матери, и оба вы еще более развратны, а воспитание нашей красотки можно считать совершенным, у меня нет ни единого повода, чтобы представить ее дорогому Доминику.

Твой преданный друг, г-н де Р.

13 февраля 1768 года

(от Жана Дюбарри, Ришелье)

Прекрасный друг,

Жанна считает тебя своим настоящим отцом, поэтому и ласки, которыми она тебя покрывает, скорее дочерние. И если она – твой ребенок левой руки, то лишь потому, что не хочет занимать и смущать пять других пальцев.

Согласен с тобою, наша дорогая малышка не является образцом добродетели. Но те добродетели, во множественном числе, которые у нее есть, довольно интересны. Как же можно проявить к ней такую неблагодарность и не наградить столь редкие качества, известные всему Парижу и Двору. Дошли ли слухи о ней до ушей г-на Лебедя и заставили ли они покраснеть его барабанную перепонку? н, же! Я знаю этого пройдоху ничуть не хуже тебя, и даже лучше, поскольку замазан той же грязью, что и он. Она воняет хуже твоей герцогской грязи, но у тебя нечувствительный нос: выражаясь яснее, за тысячу экю этот милый Доминик будет уверен в целомудренности Жанны, а еще за тысячу экю он собственным спасением поклянется, что она девственница. Пусть приступит лично ко всем проверкам для подтверждения этого! Пусть увидит голую правду! Пусть испытает нашу красотку в свое удовольствие и в естественном состоянии! Пусть признает подлинные доказательства ее целомудренности! Пусть взвесит все выгоды, все доводы «за» и «против». А затем пусть выносит свой вердикт.

Однако, если он будет утверждать, что наш Ангел не девственна, я честью своей поклянусь, что этого не может быть, а если это так, то виноват в этом только он. Ты достаточно известен, чтобы подтвердить мои слова, и, если столь влиятельный Лебель будет уклоняться от истины, я не сомневаюсь, что ты придешь на помощь нашему Ангелу, ее невинности, целомудрию и расскажешь о ней высокородному, благородному и великолепному господину, которого мы собираемся осчастливить.

Твой «почти святой» Жан.

14 февраля 1768 года

(от Ришелье, Жану Дюбарри)

Скорее, бедный Барри!

Эта галиматья, которую я с трудом разобрал, ясно говорит о твоих затруднениях. Твой стиль слегка меня утомляет, но зато не лишен веселости. Твой план представить Жанну, как Фрину, на суд ареопага[68], на рассмотрение милого Доминика достоин Лафонтена[69]. Не сомневаюсь, что несравненная красота нашего Ангела внушит Доминику самое живое восхищение и он немедленно осыплет ее своими милостями. Если ты этого действительно хочешь, так и поступим. Только скажи, и тебе сразу же подчинятся: в свои семьдесят лет г-н Лебель уже не настолько зелен, как раньше, но он как старый дуб, из которых делаются мачты кораблей Его Величества.

Знай, что г-н Лебель, самый близкий к Королю человек, доверенное лицо его рубашки, министр его штанов, великий камергер его подушки, чрезмерно полон чувства собственного величия и значимости, соответствующих действительности, а также уважения к своей персоне, мало что значащей. Впрочем, они часто действуют вместе, поэтому я опасаюсь, что дорогой Лебель может использовать Жанну не так, как тебе бы хотелось, а наутро вернет ее без всякой благодарности, за простое спасибо, которое стоит не больше, чем вода в плошке. Жемчуг, которым, как тебе известно, я украсил благородный зад нашей красавицы, был восточного происхождения и очень хорошего блеска. Но, полагаю, ты в этом ничего не смыслишь.

Твой верный друг в твоем несчастье, Луи-Франсуа.

15 февраля 1768 года

(от Жана Дюбарри, Ришелье)

Благородный друг,

Соверши, пожалуйста, низость, о которой я тебя просил.

Преданный тебе Дюбарри.

17 февраля 1768 года

(от Ришелье, Жану Дюбарри,)

Милейший,

Завтра, после вечерни, я буду иметь честь представить мадемуазель де Вобернье г-ну Лебелю. Будьте оба около пяти часов на террасе, что выходит на швейцарский водоем. Когда издали меня увидишь, тебе придется незамедлительно скрыться: именно таковой будет, как всегда, твоя роль в этом деле. Эту роль ты всегда исполнял восхитительно.

Твой самый мерзкий друг, де Р.