— Это мы, Ольга Юрьевна, вернулись… У меня для вас имеются новости. Не знаю только — приятные или не очень. Я только что заходил в прокуратуру. Видите ли, какое дело, лицо этого парня на фотографии… Я отчетливо помнил, что где-то его недавно видел, но никак не мог вспомнить где… А поскольку за последнее время я мало куда выходил из редакции — только в прокуратуру, — то я и предположил, что мог видеть его именно там. Представьте себе, так оно и было!
— Так вы его и сейчас там видели? — недоверчиво спросила я, косясь на изображение в зеркале. — Потому спрашиваю, что в данный момент этот тип упорно плетется у меня за кормой, и, по-моему, я узнаю этот светлый чуб…
— Нет-нет, сейчас я его не видел! — поспешно возразил Кряжимский. — Но я как бы невзначай показал его фотографию своему знакомому, который там работает. Он очень удивился, потому что на снимке, Ольга Юрьевна, изображен его коллега. Понимаете? Этот человек, который следит за вами, работает в прокуратуре!
— Ни фига себе! — огорченно сказала я и в сердцах ударила по тормозам.
«Ока» за моей спиной тоже остановилась. Нас разделяла дистанция метров в пятнадцать, не больше.
— Значит, опять прокуратура, — упавшим голосом сказала я. — Чего они хотят теперь? Оштрафовать за неправильное вождение автомобиля?
— Не знаю, — честно сказал Кряжимский. — Но будьте осторожнее!
— Постараюсь, — со вздохом пообещала я. — А вы случайно никаких больше подробностей об этом человеке не выяснили, Сергей Иванович?
— Кое-что, — скромно ответил Кряжимский. — Он следователь. Зовут его Роман Дмитриевич Гоголев. Здесь же в прокуратуре работает его дядя — занимает довольно высокий пост. Между прочим, наша статья вполне могла задеть лично дядю. Так что делайте выводы.
— Да-а, выводы… — сумрачно откликнулась я. — Интересно, на что они теперь рассчитывают? Может быть, учитель Старостин — тоже их затея? Может быть, нас заманивают в какую-то ловушку? К чему все эти фотоаппараты, «хвост» зачем?
— Увы, Ольга Юрьевна, тут я умываю руки, — печально сказал Кряжимский. — Никаких на этот счет соображений. Потому и призываю вас к осторожности. Правда… — он как будто замялся.
— Что еще? — не вытерпела я. — Не томите, выкладывайте, какие еще неприятности?
— Нет-нет! Скорее даже наоборот, — ответил Кряжимский. — Это касается личности Романа Дмитриевича. Несколько колоритных штрихов, так сказать… Дело в том, что мой знакомый отозвался об этом человеке немного странно. Похоже, Гоголев не пользуется среди коллег никаким авторитетом, несмотря на своего влиятельного родственника. Под «коллегами» я подразумеваю и начальство тоже. По-моему, он там вроде шута. Знаете, как это принято у психологов — ролевое деление в коллективе? Тот — лидер, этот — рабочая лошадка, третий — шут. Может быть, я не совсем верно излагаю, но моя мысль вам, наверное, понятна? Я хочу сказать, впечатление такое, что серьезных дел ему практически не доверяют.
— Дожили, — проворчала я. — Нас уже стажеры пасут. Шуты гороховые. Скоро на нас городских сумасшедших напустят!
Кряжимский неопределенно хмыкнул.
— Будем надеяться, что этого не случится, — сказал он. — Но я вас предупредил. Распоряжения какие-нибудь будут?
— Нет пока, — ответила я. — Мне надо прийти в себя. Вернусь — тогда поговорим.
Закончив разговор, я задумчиво посмотрела назад. Следователь Гоголев откровенно скучал за рулем. Лобовое стекло «Оки» отсвечивало, и поэтому я не могла рассмотреть, какое у Гоголева выражение лица. Вдруг неожиданно для самой себя я решительно распахнула дверцу и, выйдя из машины, направилась к «Оке».
Замечтавшийся следователь среагировал на это с некоторым запозданием. Я заметила, как он, спохватившись, пытается завести мотор, но у него ничего не получается. Теперь мне было хорошо видно его лицо — на лице была паника. Гоголев беспорядочно хватался за рычаги, но было уже поздно — я подошла к машине и постучала согнутым пальцем по боковому стеклу.
Гоголев оставил свои бесплодные попытки и открыл дверцу. Взгляд у него был виноватый, как у нашкодившей собаки.
— Я вам помешала, Роман Дмитриевич? — с ядовитой любезностью спросила я. — Вы куда-то собирались ехать?
Он несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем смог вымолвить хотя бы слово.
— Вы меня знаете? — выдавил он наконец. — Вроде мы не знакомы?
— Как сказать, — хладнокровно заметила я. — Встречаемся каждый день, знаем кого как зовут, вы бродите за мной буквально по пятам… Мне кажется, нам уже можно переходить на «ты».
Я обошла машину и уселась на переднее сиденье рядом с Гоголевым.
— Признавайтесь, какого черта вы за мной следите?! — потребовала я. — Все равно вы провалили задание, так и передайте своему начальству!
Роман Дмитриевич казался очень расстроенным. Он даже слегка побледнел. Его голубые глаза растерянно забегали, а потом разом уставились на меня.
— А может, мы с вами договоримся? — умоляющим тоном сказал он. — Я готов вам все рассказать. Но и вы должны пообещать ничего не докладывать моему начальству.