Блеск презренного металла

Почему-то больше всего меня поразил именно пистолет. Видеть, как недотепа, не способный управиться даже с фотоаппаратом, сжимает в руке столь опасную штуку, было так же странно, как, например, женщину с бородой. «Где он его раздобыл?» — испуганно подумала я, совершенно забыв, по какому ведомству этот чудак числится. И еще я очень переживала, как бы с нашим Ромкой не случилось чего — ведь тезка махал оружием почти у самого его носа.

В общем, размышления мои приобрели в эту минуту чисто женский характер. Валет был забыт, и бог знает, чем бы все это кончилось, но тут события пошли разворачиваться с такой жуткой быстротой, что мне стало не до размышлений.

Разъяренный пес стрелой летел прямо на Романа Дмитриевича, который, несмотря на свое вооружение, казался совсем растерянным. Его внимание поневоле распылялось на множество раздражителей — пожар, машины, люди, собаки — такое обилие впечатлений не обрушивалось на него, наверное, ни разу за все время его не слишком героической службы.

Мне казалось, что бросок добермана достигнет своей цели. Он взлетал в воздух, отталкиваясь от земли задними лапами и уже чувствуя на клыках вкус человеческой плоти. Наверное, и люди почувствовали что-то похожее, потому что на миг во дворе словно все замерло.

А потом Роман Дмитриевич вдруг вытянул вперед руку с пистолетом, как-то странно присев при этом, и выпалил собаке прямо в раскрытую пасть.

Мне показалось, что голова добермана разлетелась в клочья — во всяком случае, что-то там брызнуло в разные стороны, кроваво-темное, — а собачье туловище бессильно рухнуло в пыль.

Роман Дмитриевич был, похоже, сам ошеломлен подобным успехом, потому что тут же опустил руку с пистолетом и замер в нерешительности, уставившись на неподвижный труп добермана.

Лучше бы он смотрел по сторонам. Гибель последнего пса привела Валета и его дружка Кирея в неистовство. Валет немедленно вскинул ружье и, не раздумывая, шарахнул, как он и обещал, дуплетом по обоим Романам, которые, стоя на фоне распахнутых ворот, являли собой великолепную цель.

Я услышала, как свистнула в воздухе дробь, и увидела, что наш Ромка в панике отпрыгнул куда-то за ворота, а Гоголев упал на землю. Я ахнула, а Виктор неожиданно нанес Валету здоровой рукой резкий удар в пах, от которого тот согнулся пополам. Тут и я наконец проснулась и вырвала из ослабевших рук Валета ружье. Он еще попытался мне противодействовать, но тогда я без всякого сожаления треснула его прикладом по башке и с ружьем наперевес бросилась к воротам.

Виктор что-то кричал мне вслед, но я ничего уже не слышала — летела вперед как ветер, совершенно упустив из виду, что ружье разряжено.

Между тем об этом следовало подумать в первую очередь, потому что опасность далеко еще не миновала. Я вдруг увидела, что возле фургона борются два человека. Это были Пименов и Кирей. Они сцепились намертво, вырывая друг у друга из рук пистолет. Пименов явно не хотел новых неприятностей, но сил у него на молодого и злобного Кирея не хватало. Шляпа у Пименова слетела, и было видно, что от страха у него даже лысина побледнела.

Прежде чем я успела добежать до фургона, более крепкий Кирей выхватил из рук Пименова пистолет, а самого его отпихнул так, что незадачливый пчеловод с размаху шлепнулся задом на землю.

Кирей вскинул «беретту» и, дрожа от ненависти, направил ее на ворота. Вот тут только я сообразила, что ружье полагается перезаряжать, и невольно замедлила бег.

Если бы Кирею пришло в голову пристрелить меня, он мог бы сделать это в два счета — нужно было только повернуться налево — можно было даже не прицеливаться, нас разделяли три-четыре метра.

Но я его не интересовала. Он думал об одном: как наказать убийцу своей собаки. Для него он не пожалел боеприпасов. Собственно, горячность его и подвела — Кирей попросту расстрелял подряд все оставшиеся в магазине патроны, торопясь продырявить вжавшегося в землю Романа Дмитриевича.

Зрелище, конечно, не для слабонервных — пылающий амбар, треск выстрелов, пули, взбивающие фонтанчики пыли вокруг головы Романа Дмитриевича… Представляю, чего он, бедняга, в эту минуту натерпелся. По-моему, он даже и не сообразил, что у Кирея кончились патроны. Но все же пришел его черед. Он приподнялся с земли, тщательно прицелился, прищурив левый глаз, и выстрелил.

Кирей, который с остервенением дергал спусковой крючок, не желая смириться с очевидностью, вдруг дернулся, схватился за живот и обиженно оглянулся по сторонам. Увидев рядом меня, он хотел что-то сказать, но только зашипел от боли и уронил «беретту». Затем он и сам съехал спиной по дверце фургона и сел на землю, сделавшись неподвижным и тихим.

Зато Роман Дмитриевич, словно наверстывая свою невольную оплошность, вскочил на ноги как ошпаренный и бросился вперед, направляясь прямиком ко мне.

— С вами все в порядке, Ольга Юрьевна? — задыхаясь, спросил он, и дуло его пистолета на мгновение уставилось мне в лоб.

— Вы бы поаккуратнее! — сердито сказала я.