Блеск власти

– Так иди же ко мне, сынок, я обниму тебя, – обрадовался Елбаздук и сам пошел навстречу сыну кунака с распростертыми руками.

Хетэг встречал гостей по-царски. На Кавказе гость всегда на почетном месте, а кунак – лучший гость. День был погожий, столы накрыли на воздухе у ручья, десятки мужчин и женщин готовили пищу, угощали вкуснейшим осетинским сыром, подавались горячие фыдджыны – пироги с мясом, цыхтджыны – с сыром. Потом вареное мясо молодого жеребенка со сметанным соусом цахдон, шашлык из баранины. Запивалось все это вкуснейшим пивом, которое могут варить только аланы. Как водится в горах, тост следовал за тостом с пожеланиями здоровья и добра.

Елбаздук и Хетэг долго рассказывали друг другу о жизни своей и своих народов, о радостях и горестях, вспоминали родителей, поднимали кубки с брагой за них и других близких, покинувших сей мир.

Для молодежи устроили соревнования по стрельбе из лука, в финал вышли Ахсар и Антанук. После многих перестрелок победил воспитанник Елбаздука – негоже хозяину не уважить гостей. Когда начался турнир по фехтованию, князья строго следили за справедливым судейством, но опять эти двое были на высоте, заметно выделяясь из других молодых воинов. В заключительном бою, длившемся долго, Асхару удалось выбить саблю из рук Антанука. Хетэг был возмущен.

– Ты забыл закон гор, закон гостеприимства! – резко сказал он сыну.

– Не сердись, родной мой, смени гнев на милость. Ты видел, что мой воспитанник тоже хорош. Любой бой – это наука, а за одного битого двух небитых дают.

За день перед продолжением похода утром Елбаздук умывался у ручья и все время чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он резко обернулся и увидел в кустарнике пару пронзительных детских глаз.

– А ну-ка выходи, шалунишка.

Из кустов вышла шустрая девчонка с туго сплетенными на голове косами.

– Подойди ко мне, дитя мое.

Девочка, осторожно ступая по круглым скользким камешкам, смело подошла к мужчине и спросила:

– Князь, а почему вы так высоко держите свою голову?

Елбаздук расхохотался.

– Ты видишь эти горы? Красивые они?

Девочка кивнула головой.

– А представь себе, что они опустили свои вершины. Как бы это было?

– Это было бы плохо, потому что с них осыплется снег и закроет все дороги в горах, – улыбнулась девчонка и запрыгала от радости. – Теперь я знаю! Теперь я знаю! Князь – это гора, добрые горы спасают людей.

Девочка быстро побежала вверх к дому. Елбаздук смотрел ей вслед, любуясь прелестным созданием.

За завтраком он спросил кунака:

– Что за шустрая девчонка живет в твоем доме? Это твоя дочь?

Хетэг помолчал, вздохнул и как-то тяжело из груди выдавил:

– Это моя боль, брат!

– Прости, что вызвал у тебя неприятное чувство.

– Это так, но и мне пора облегчить этот груз на душе беседой с другом. Кому как не тебе могу рассказать я о своем горе. Слушай, брат мой. Была у меня дочь Ирэ, красавица, умница и гордячка, вся в отца. В семье росла ласковой девочкой, но всякая девочка становится девушкой, а потом женщиной должна стать, вот и пришла пора моей дочери. Сваты не замедлили прибыть, жених достойный, один из отпрысков ширваншахов династии Кесранидов по имени Байрам. Свадьба была пышной, но жизнь у моей дочери не удалась. Не зря наградил Аллах мужа Ирэ таким именем. Байрам – значит праздник, вот и был праздник у него каждый день. Несмотря на запрет вашего Бога на спиртное для мусульман, Байрам был пьяницей и гулякой. Однажды, когда у него гостил его родной дядя Ариф, этот шакал племянник подарил дяде свою жену и мою дочь Ирэ.

Ариф долго не звал свою новую жену к себе в спальню. Когда захотел ее увидеть, евнухи доложили, что у нее вырос живот. В положенный срок Ирэ родила девочку, которую назвали Тайдулой, что на тюркском языке означает «рожденная в доме дяди». Ариф, естественно, своим ребенком девочку не признал, а вернуть отцу не мог, ибо тот умер в пьяном угаре. Дочь мою определили выполнять грязную работу по дому, но гордость не позволила ей жить такой жизнью, и она решилась на побег. Не знаю, как она добралась с ребенком через наши горы, но когда я увидел ее на пороге своего дома, вид у нее был настолько печален, что не пожалеть Ирэ было нельзя. Что говорить о нашей народной молве, она жалеет только мертвых, да и то не всех, молва способна на все, но при мне сплетни плести боялись, а за глаза говорили и сочиняли многое, «добрые» люди доносили пакости до Ирэ. Горькое горе толкнуло ее броситься со скалы в бурные воды Терека. Нет предела и моему горю, не знаю, чем я прогневил Бога, что он дал такую судьбу дочке моей. У нас, христиан, не принято отпевать и поминать самоубийц, но я поминаю дочь и стараюсь заботиться о внучке, девочка растет красивая и смышленая.

– Это так, – поддержал кунака Елбаздук, – скажи еще раз, как ее зовут, а то старая голова не воспринимает сразу непривычных для уха имен.