Блестящая будущность

Онъ уже совалъ въ ротъ мясо, точно человѣкъ, который торопится его куда-нибудь запихать, а не то, что съѣсть; но тотчасъ же вынулъ его изо рта и отпилъ водки. Онъ такъ сильно дрожалъ всѣмъ тѣломъ, что ему трудно было держать горлышко бутылки между зубами и не разбить его.

— Я думаю, что вы схватили лихорадку, — сказалъ я.

— И я того же мнѣнія, мальчикъ, — отвѣтилъ онъ.

— Здѣсь очень нездорово, объяснилъ я ему. Вы лежали на болотѣ, а отъ этого дѣлается лихорадка, а часто и ревматизмъ.

— Я все же успѣю позавтракать, прежде чѣмъ они меня отправятъ на тотъ свѣтъ, — сказалъ онъ. — Я позавтракаю, хотя бы меня послѣ того повѣсили вонъ на той висѣлицѣ, за батареей. До тѣхъ поръ я справлюсь и съ лихорадкой, честное слово.

Онъ глоталъ за разъ и котлету, и мясо, и хлѣбъ, и сыръ, и пирогъ; и все время недовѣрчиво оглядывался и часто прислушивался, даже переставалъ при этомъ жевать. Дѣйствительный или воображаемый шумъ на рѣкѣ или мычаніе скота на болотѣ заставили его вздрогнуть, и онъ вдругъ проговорилъ:

— Ты не обманщикъ, пострѣленокъ? Ты никого не привелъ съ собой?

— Нѣтъ, сэръ! Нѣтъ!

— И никому не поручилъ слѣдовать за собой?

— Нѣтъ!

— Хорошо, сказалъ онъ. Я вѣрю тебѣ. Да и былъ же бы ты прямой негодяй, если бы въ твои-то годы сталъ помогать ловить несчастную тварь, замученную до смерти, злополучную тварь!

Что-то хрустнуло у него въ горлѣ, точно у него тамъ былъ механизмъ въ родѣ часовъ, которые собирались бить, и онъ провелъ оборваннымъ, грубымъ рукавомъ но глазамъ.

Сострадая его огорченію и слѣдя глазами за тѣмъ, какъ онъ уплеталъ пирогъ, я осмѣлился сказать ему:

— Я радъ, что онъ вамъ по вкусу.

— Ты что-то сказалъ?

— Я сказалъ, что я радъ, что пирогъ вамъ по вкусу.

— Спасибо, мальчикъ. Да, онъ вкусный.

Я часто наблюдалъ за пашей дворовой собакой, когда она ѣла, и замѣтилъ рѣшительное сходство между тѣмъ, какъ она ѣла и какъ ѣлъ этотъ человѣкъ. Всѣ ухватки у него были рѣшительно собачьи.

— Я боюсь, что вы ничего ему не оставите, — сказалъ я застѣнчиво, послѣ молчанія, во время котораго я колебался, сдѣлать ли мнѣ это замѣчаніе, или нѣтъ, считая его не совсѣмъ вѣжливымъ. — Въ нашей кладовой, гдѣ я это взялъ, больше ничего не достанешь.

Только увѣренность, что это такъ на самомъ дѣлѣ, вынудила у меня такое признаніе.

— Оставить для него? Для кого это? — спросилъ мой новый, пріятель переставая жевать корочку пирога.

— Для молодого человѣка. Вы говорили, что онъ прятался вмѣстѣ съ вами.

— Охъ, да! — произнесъ онъ, съ чѣмъ-то, похожимъ на смѣхъ. — Ему? Да, да! Онъ не голоденъ.

— А мнѣ показалось, что онъ очень голоденъ, — замѣтилъ я.

Человѣкъ пересталъ ѣсть и поглядѣлъ на меня съ зоркой внимательностью и величайшимъ удивленіемъ.

— Тебѣ показалось? Когда?

— А вотъ сейчасъ.

— Гдѣ?

— Вонъ тамъ, — указалъ я:- я видѣлъ, какъ онъ качался во снѣ, и думалъ, что это вы.

Онъ схватилъ меня за шиворотъ и такъ взглянулъ на меня, что я подумалъ, что къ нему вернулась первоначальная мысль перерѣзать мнѣ горло.

— Онъ одѣтъ, знаете, какъ вы, но только въ шляпѣ,- объяснялъ я, трепеща, — и… и… — мнѣ хотѣлось высказать это какъ можно деликатнѣе — и съ… такой же охотой поѣсть. Развѣ вы не слышали, какъ палили изъ пушки, вчера ночью?

— Значитъ, палили! — пробормоталъ онъ, про себя. — Но этотъ человѣкъ… ты не замѣтилъ въ немъ ничего особеннаго?

— У него большой синякъ на лицѣ,- отвѣчалъ я.

— Неужто здѣсь? — воскликнулъ человѣкъ, безжалостно ударивъ себя лѣвой рукой но щекѣ.

— Да! тамъ!

— Гдѣ онъ? — Онъ сунулъ остатки съѣсгнаго себѣ за пазуху. — Покажи мнѣ, куда онъ пошелъ? Я задушу его, какъ собаку. Проклятая цѣпь на ногѣ! Давай поскорѣе пилу, мальчикъ.

Я показалъ, въ какомъ направленіи скрылся другой человѣкъ, и сказалъ, что мнѣ пора итти, но онъ не обратилъ на мои слова никакого вниманія; я подумалъ, что всего лучше мнѣ удрать. Убѣгая, я видѣлъ, какъ онъ наклонился надъ своимъ колѣномъ и пилилъ цѣпь, бормоча нетерпѣливыя ругательства. Послѣднее, что я слышалъ, когда остановился среди тумана и прислушался, былъ звукъ пилы.

ГЛАВА IV