Он был обаятельный, вежливый — и с характером. Как-то один комик вылез на сцену и стал откалывать шуточки про иностранцев, которые, мол, заграбастали все рабочие места. Сам знаешь, какой базар на эту тему может подняться в рюмочной. Началось-то со смешочков, а потом перешло в явные оскорбления, ну и Йозеф врезал ему так, что комик был в нокауте. Ну после такого станет кто-нибудь продолжать? А Йозеф не успокоился, схватил пустую бутылку с бара, разбил ее и пырнул того парня осколком прямо в живот. Тут подваливает к Йозефу вышибала, а он бывший боксер, поздоровее тебя, да и повыше Йозефа на две головы. Дал он Йозефу в челюсть, а тот применил приемчик то ли дзюдо, то ли еще чего и отшвырнул вышибалу в другой конец зала. А после встал в центре, что-то бормочет себе под нос на своем языке, отбитое горлышко бутылки сжимает в кулаке и словно говорит: а ну, кто на меня! Тут легавый с «пушкой» появился. А Йозеф как ни в чем не бывало подошел к нему и стал тыкать в рожу своей бутылкой. А потом встал смирно и ждет с кривой улыбочкой на лице. Легавый орет ему: «Руки вверх!» Йозеф не спеша поднял руки, даже отвесил легашу поклон, и дал себя обыскать. У него в кармане нашли пистолетик — маленький, автоматический. Тут пришли еще полицейские и его увели. А через час Йозеф уже сидел на своем обычном месте в баре и попивал винцо, точно ничего не случилось. Крутой был мужичок…
— Так этот Йозеф твой муж?
— Ну. Я же сказала — он был обаятельный мужчина. Представь: узнал, что я заболела, и пришел проведать! И щедрый был — оплачивал мои счета. А когда я поправилась — к нему переехала, в дешевенький отель. А через неделю он просыпается утром и вдруг говорит, что уезжает в Чикаго. Не хочу ли я с ним? Я с трудом понимала его — он говорил с ужасным акцентом, но тут не раздумывая ответила: да! Выбора у меня не было. Потом он произнес целую речь о лицемерии моральных устоев в Америке. И под конец сказал, что если я хочу выйти за него замуж, он готов. Я же говорю: странный был тип. Ну а мне-то что терять — замуж так замуж. Хотя мне-то казалось, ему все по фигу и у него, наверное, жен этих было как собак нерезаных по всему миру.
В Чикаго мы поселились в меблирашках, и тут я узнала еще про одно достоинство Йозефа — он был классный плотник. Он сделал нам миленький столовый гарнитур — прямо как из магазина. А когда мы сидели и слушали радио — телика у нас никогда не было, — он мог взять в руки чурбак и за вечер вырезать из него цепь или фигурку…
— А чем он на жизнь зарабатывал? — вставил я.
Роуз пожала плечами.
— Он нигде не работал. Сидел дома и все почитывал иностранные газеты. Он читал на десяти языках, да вот с английским у него туго было. Меня он называл всякими ласковыми прозвищами — «милка», «Ііе-bling». Уж не знаю, что это такое. Деньгами Йозеф не швырялся, но доллары у него водились. Никогда не видела, чтобы он ходил в банк или получал переводы. «Зелень» свою он носил в ремне. Не знаю, откуда он их брал.
— А ты не спрашивала?
— Спрашивала. Однажды, после нашей женитьбы, спросила. А он ответил на своем ломаном английском: «Милая парышня, я мноко-мноко рапотал ф сфой жизни. И тафно ушол на покой из этот пезумный мир!» Понятное дело, я интересовалась, чем он занимался и от чего ушел на покой. Так он знаешь что сделал — врезал мне пощечину. А когда меня мужик пальцем тронет — я зверею. Схватила я со стола ножницы — и на него! Он повалил меня на пол и вырвал ножницы. Помню, он стоял возле меня на коленях и улыбался такой странной улыбочкой — ну прямо как тогда в баре. А ножницы приставил мне к горлу. Я от страха язык проглотила. А он сказал: «Ты смелая парышня. Не закричаль. Я ошень польно моку резать. Смотри, Польше меня не зли! Я не злой тшеловек, если только меня не злить. Как и фее ми». Больше я ему не задавала вопросов. А он меня больше не бил. И вот что самое поразительное: с тех пор он говорил со мной по-английски без акцента!
Роуз сделала паузу, встала и закурила. Я наблюдал за ней в сумерках.
— А почему ты с ним оставалась все это время?
— Я прекрасно понимала, что я для Йозефа — просто аппетитная девка при нем. Но куда бы я пошла? В стриптиз-бар, где мужики пялились бы на мое голое тело? Это что, лучше? А если Йозеф временами и вел себя как ненормальный, все равно жить с ним было куда легче, чем искать работу. Да, он был хороший мужик. — Роуз повернулась ко мне. — Тебе это не шокирует?
— Нет. — И я подумал, не такая ли она «просто аппетитная девка», которую и мне приятно иметь при себе. И многие ли хмыри имели при себе такую аппетитную блондинку…
— Неправда, Мики, шокирует. У тебя это на лице написано. Но я даже рада, что шокирует, потому что с прежней жизнью покончено. Впереди годы и годы, которые я готова посвятить тебе!
— Ну ладно, шокирует, шокирует, — сказал я, потому что ей хотелось это услышать. — А теперь расскажи мне про Йозефа.
Роуз присела на край кровати. На фоне дверного проема четко вырисовывался ее темный силуэт с сигаретой в руке.