Блестящий шанс

В Бингстоне мусор сжигали, и "Холмы" представляли собой неровное поле с огромными кучами золы, разбитых бутылок и прочей несгораемой рухляди. Раз в два месяца, видимо, бульдозер сгребал свежий мусор в новые кучи. При подъезде к "Холмам" я почувствовал витающий в воздухе характерный аромат таинственный смрад гниения и смерти.

В сотне ярдов справа от одной из куч давно сожженного мусора - наверху уже поросшей бурьяном - ютилась выбеленная ветрами и солнцем хижина, которой последние сто лет не касалась малярная кисть. Окна были закрыты пожелтевшими газетами и картонками. Из прилепленной к задней стене кирпичной трубы вился почти прозрачный дымок. По выбитым ступенькам я поднялся на широкое крылечко с двумя прорванными креслами-качалками. С крыльца открывался угрюмый вид на мусорную пустыню, и пепельные горы высились вокруг хибарки со всех сторон, точно песчаные ледники.

Миссис Симпсон меня удивила - она оказалась чистенькой очень веселой и приветливой старушкой, похожей на свежеиспеченную булочку. Седые волосы, расчесанные на толстенькие прядки, были аккуратно уложены вокруг головы, а на пухлом темном лице не было ни морщинки, вот только над беззубым ртом виднелись седые неровные усики да один глаз закрывало бельмо. Ее свитерок и простое платье были тщательно отглажены, а на ногах у неё я заметил новенькие тапочки. Комната, в которую я попал, открыв дверь - видно, единственная в этой хибаре, - явила моему взору музей старинной мебели, с угольной печкой, пылающим камином, масляной лампой, какими-то безделушками и широкой кроватью под безукоризненно белым покрывалом. Но, разумеется. повсюду витал этот мусорный запах.

Миссис Симпсон на вид можно было дать и восемьдесят и девяносто, если не сто лет, говорила она с чуть заметным южным выговором:

- Входи. Давненько меня уже не навещал такой молодой щеголь. Входи, парень.

Она кивнула на стул, перевязанный проволокой и веревочками. Стул обманул мои худшие предположения и не рассыпался, когда я осторожно водрузил на него свой зад.

- Моя фамилия Джонс, миссис Симпсон. Я писатель, журналист и хочу... мм... написать репортаж об убийстве Томаса в раздел криминальной хроники. Хотелось бы поскорее, пока, знаете, это ещё не стало вчерашней новостью. Я решил, что вы смогли бы мне рассказать об Обжоре Томасе.

- Я про тебя знаю - ты музыкант, остановился на постой у Дэвисов... прокаркала она, покачиваясь в качалке и не спуская с меня своего пристального взора. - Что-то все заинтересовались вдруг Обжорой. Вот давеча приезжали люди с кинокамерами да светильниками, все расспрашивали про него. Сняли меня и мой дом на кинопленку. Жаль, что им так сильно не интересовались, когда он был мальчишкой.

- Расскажите мне, что он был за человек?

- Человек? Я никогда не знала его как человека. Для меня Обжора был ребенком, белым ребенком.

- А как он уживался с цветными? - спросил я, стараясь её разговорить. - Я знаю, что одно время вы жили тут все вместе.

- Да, тут везде стояли дома. До соседей было рукой подать. Мы все ходили на одну колонку, да в одну уборную. А теперь хотят, чтобы я отсюда съезжала. А зачем? Я их спрашиваю - зачем? Я уже стара для переездов. Все мои дети перемерли или разъехались кто куда. Я одна-одинешенька, так зачем же мне сниматься с насиженного места? Никто мне не предлагал отсюда переезжать, когда я была помоложе. Ты знаешь, я же родилась в семье раба!

Перед глазами этой старухи, наверное, прошла добрая половина национальной истории нашей страны, но у меня не было времени выслушивать её мемуары.

- Так что Томас, он...

- Имей терпение, парень. Не так-то часто мне удается поговорить с кем-то. Помню, раньше-то мальчик Томас частенько спал вот в этой самой комнате, на циновке у камина. Частенько я давала ему поесть. А он приносил мне дрова с "Холмов", разводил огонь, когда я устраивала стирку. Он испортился только повзрослев, когда с ним и приключились все эти неприятности.

- А как он испортился?

- Как все белые. В последний раз я видела его перед тем, как он попал в историю из-за этой Мэй, я проснулась ночью от звона стекла и вижу - одно мое окно разбито. Он стоял перед домом и держал в руке камень. Пьяный пришел. Он все пытался стать пьяницей, да ничего у него не выходило. Много раз он только делал вид, будто сильно пьяный, потому как точно знаю, что он после нескольких рюмок сильно болел. Вот я стою перед ним в дверях и спрашиваю: "Зачем ты разбил окно?", а он мне: "Ну и что ты мне за это сделаешь, старая негритоска?" Я ничего ему не ответила, только глядела на него. Он ближе подошел, а зрачки блестят, точно весь выпитый виски залил ему глаза. Но я его не боялась. Никогда. Он подошел прямо ко мне, вот так. Потом выронил камень и заплакал. Как ребенок. И говорит: "Матушка Симпсон, дайте мне стакан воды". Он всегда называл меня "матушкой" Дала я ему напиться, а он вытащил пригоршню бумажек, дал мне пять долларов, чтобы я стекло вставила, и стал просить прощения. Вот так я его последний раз и видала. Плакал как малый ребенок.