Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

К паскалевской теме “красноватой искорки” жизни отдельного человека в “немом океане Вечности” мы еще вернемся. Сейчас же хотелось бы отметить внимание Тургенева не только к “Мыслям”, но и к “Письмам к провинциалу”, в которых русского писателя могла привлекать бескомпромиссная принципиальность в отстаивании истины, высокий настрой ума в сочетании с беспощадной иронией, блестящий литературный талант.

В июне 1859 года, по приезде в Виши на лечение, Тургенев вновь сообщал Полине Виардо о присутствии в его сознании личности и произведений французского философа. Он называет “Мысли” самой страшной, приводящей в отчаяние книгой, какая когда-либо была напечатана. Паскаль, подчеркивает Тургенев, “растаптывает все, что есть у человека дорогого, он бросает вас в грязь, а потом, в качестве утешения, предлагает религию горькую, жестокую, которая все оглупляет (это его слово) – религию, которую рассудок (в том числе и самого Паскаля) не может не отвергать, но которую сердце должно принять, смиряя себя”. И далее Тургенев цитирует следующую мысль Паскаля: «Comminutum cor – (смиренное слово). Святой Павел – вот характер христианский. “Сторонник Альбы – ты больше мне не друг⁴⁴. Корнель. Вот характер бесчеловечный. – Человеческий – противоположен этому». Затем писатель продолжает от себя: “Противоположен и христианскому, смею добавить, если сводить христианство к узкому и трусливому учению о личном спасении, к эгоизму”.

Тургенев как гуманист и атеист противопоставляет человеческое христианскому, в котором он усматривает лишь своеобразный метафизический меркантилизм. С другой стороны, писатель, подобно Льву Толстому, подчинявшему религию требованиям рассудка, отрицательно воспринимает необходимость “поглупеть”, то есть осознать ограниченные возможности разума и признать его благотворную зависимость от веры. Тургенев почти дословно повторяет один из фрагментов “Мыслей”, где Паскаль, следуя за апостолом Павлом, говорит о смиренном согласии разума с верой как о несомненном пути ко спасению. “Вы хотите обрести веру, но не знаете пути к ней; вы хотите излечиться от неверия и просите лекарства”, – пишет Паскаль и предлагает для начала как бы механически подражать верующим (ходить в храм, молиться, причащаться). Все это, обращается автор “Мыслей” к воображаемому собеседнику, “заставит вас уверовать и поглупеть. – Но именно этого я и боюсь. А почему, что вы потеряете?”

Слово “поглупеть”, привлекшее возмущенное внимание Тургенева, Паскаль употребляет в глубинно христианском смысле, в каком использовал апостол Павел слово “stultitia”: “Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом” (1 Кор. 3, 18–19). Сам Паскаль вслед за апостолом Павлом и как бы комментируя собственную мысль о взаимоотношениях между верой и разумом, писал: “Кто же упрекнет христиан за то, что они не могут обосновать рассудком свою веру – упрекнет тех, кто исповедует религию, которая не может быть обоснована рассудком. Они провозглашают перед всем миром, что он (рассудок – Б.Т.) есть глупость, stultitia, и после этого вы упрекаете их в том, что они не доказывают этого”.

Понимание рассудка как “глупости”, пусть и одной из главных, существенных, но ограниченных сил в познании метафизических реальностей бытия Тургенев, конечно же, не мог принять, равно как и предлагаемого Паскалем спасительного религиозного выхода из тупиков антропоцентрических упований. Однако он был вынужден признать потрясающее и подавляющее величие французского философа, вытекающее из его обаятельной силы в глубинном постижении трагического человеческого удела на земле, из ясного понимания бессмысленности, фиктивности и иллюзорности существования “без Бога” любых идеалов: “Никогда еще никто не подчеркивал того, что подчеркивает Паскаль: его тоска, его проклятия – ужасны. В сравнении с ним Байрон – розовая водица. Но какая глубина, какая ясность – какое величие!.. Какой свободный, сильный, дерзкий и могучий язык!.. У меня свело оскоминой рот от этого чтения…”.