Блик

– Как я уже сказал, они – мой Гнев, и мы уже давно работаем бок о бок. Порой им я доверяю даже больше, чем себе. Они никогда меня не предадут.

– Но ты – фейри. Ореанцы нас ненавидят. Даже если твой Гнев хранит эту тайну, почему никто до сих пор не догадался, кто ты? Как не просочилась правда?

Его глаза сверкают в темноте.

– То же самое могу спросить у тебя.

– Я-то прячусь, – возражаю я. – Ну, или пряталась до того, как покинула Хайбелл. Но ты… ты овеян недоброй славой с тех пор, как король Ревингер сделал тебя своим командиром. Неужели никто этого не видит?

Рип пожимает плечом.

– Люди верят в то, что слышат, если это соответствует их предрасположенности. Они верят, что я созданный королем Ротом монстр, а я им позволяю так думать, потому что это меня устраивает.

– А твой король знает?

Уголки его губ приподнимаются.

– Еще один вопрос королю, а я уже сказал, что мы играем не ради подобных вопросов.

Я перевариваю его слова, как кусок мяса, переворачиваю их, пытаюсь понять.

– Надеюсь, ты прав насчет своего Гнева.

Если нет, то я влипла.

– Я прав. Но теперь ты должна мне правду.

Волнение набрасывается на меня, как стая птиц.

– Что тебя интересует?

– Кто твоя семья?

Кости в груди будто сомкнулись, перехватив дыхание, я почти осязаю свое удивление.

– Моя семья мертва, – с трудом произношу я.

Он останавливается.

– Имя, Золотая пташка.

Его вопрос давит, требует. Не стоило меняться с ним правдой за правду. Я должна была догадаться, что плата будет непомерно высока.

– Я не помню имени своей семьи. – Признание мучает меня. Царапает изнутри, оставляя саднящую рану.

Рип дает мне секунду тишины, чтобы я успокоилась, – или чтобы обмануть, заставить думать, что он не будет допытываться, но я знаю, что это не так. Рип только и делает, что бросает вызов, любопытствует, подстегивает и липнет. Наверное, поэтому его и зовут Рипом. Потому что он проникает людям в головы, разрывая, вскрывая их правды.

– Откуда ты родом?

– Почему тебя это интересует? – огрызаюсь я в ответ. – Как ты воспользуешься этим против Мидаса?

Я вижу в темноте очертания его руки, сжавшейся в кулак.

– Я уже говорил тебе, что о нем мы говорить не будем.

Все прежнее безмятежное спокойствие, что было между нами, внезапно бесследно исчезает. Но так лучше, пытаюсь я себя убедить. Лучше нам не сближаться, так правильнее.

– Когда я впервые тут очутилась, Озрик сказал, ты ждал, что я буду петь, выдам тайны Мидаса, – напоминаю я. – Так что давай ты не будешь это отрицать и делать из меня дуру. Не пытайся меня обмануть.

Рип презрительно фыркает, и это звучит грубо, злобно.

– Единственный, кто тебя обманывает, – твой Золотой царь. Скажи, когда ты решила обменять свою жизнь на это? – беспощадно спрашивает он.

Я поджимаю губы, но его злоба напоминает, что он самый настоящий ублюдок, напоминает, кто он для меня. Его гнев возвращает меня в знакомые воды, далекие от той сбивающей с толку промашки, которую мы сегодня допустили. Мы не друзья. Не союзники. Мы по разные стороны баррикад.

– Я всегда буду выбирать его, – говорю я в темноту и отворачиваюсь от командира.

– Ты это уже говорила, – хлестко парирует он. – Интересно, если поменять вас местами, он так же легко откажется от своей правды ради твоей? На какие жертвы пошел твой царь ради тебя?

– Он многое для меня сделал, – возражаю я.

Лицо Рипа становится бесстрастным, холодным, как ночной воздух.

– Верно. Например, научил стыдиться своей сущности.

Я вытягиваюсь в струнку, чувствуя, как плавлюсь от боли. Чувствуя, как подступают к глазам слезы, и смахивая их прежде, чем те прольются. Я так злюсь на себя! Почему я позволяю словам Рипа так на меня действовать? Как так получается, что ему всегда удается нанести мне удар одним словом?

Рип поворачивается и куда-то показывает, и я следую за направлением его руки. В нескольких шагах стоит большая, обнесенная стеной повозка, в которой обычно держат пленников. Рядом, у небольшого костра, на страже стоят несколько солдат Четвертого королевства. Некоторые смотрят в нашу сторону и встревоженно друг с другом переглядываются.

– Твоих стражников держат там. Уверен, они составят тебе хорошую компанию. Иди, обменивайся с ними историями о величии Мидаса. А у меня есть дела поважнее.

Грудь разрывает от боли, когда Рип резко поворачивается и уходит. Он грубо приказывает собравшимся солдатам впустить меня, но при этом не спускать с меня глаз. А потом направляется в лагерь, не удостоив меня взглядом, не заметив, как на моей щеке застывает слезинка.

Боль в груди не стихает, даже когда я, наконец, вижусь со стражниками и убеждаю себя, что они в порядке. Потому что, пусть я и рада с ними встретиться, узнать, что их не убили и не ранили, я также безутешна и потрясена до глубины души.

Безутешна, ведь среди стражников нет того, кого я действительно искала, хотела увидеть. Единственного человека, который мог заставить меня хоть на миг почувствовать себя дома, нет.

Не найдя среди стражников Дигби, я чувствую боль сродни удару под дых. Больно. Последняя моя надежда разрушена, и это больно.

Стражники Мидаса живы, а вот моих стражников нет.