Слезы подступают к горлу, но я подавляю всхлип. Пусть их лучше поглотит колодец гнева. Ядовитые слова Полли – это мои озвученные страхи о том, что верность моя подвергается испытаниям, а сознание запятнано.
Я не предательница.
Не предательница.
Меня захлестывает решимость, дающая толчок, словно вновь разгорающиеся угли.
Сияющая в небе белая луна теперь почти скрылась за облаками, но рядом с ней парят две звезды, напоминающие светлячков, пойманных воском ее полумесяца.
Света хватает, чтобы видеть, но его мало, чтобы победить тени. Идеально для поисков без риска оказаться замеченной. Уверенно шагая и сверкая глазами, слыша обжигающие слух обвинения Полли, я повинуюсь только инстинкту, будто знаю, куда нужно идти. А может, это богини-светлячки указывают мне путь.
Проходя мимо табуна сбившихся в кучу полусонных лошадей, наклонивших головы, я вдруг кое-что слышу.
Тихий крик животного.
Резко останавливаюсь, склоняю голову, прислушиваюсь. Звук снова повторяется, только теперь тише, но этого хватает, чтобы определить, куда нужно идти.
Я поворачиваю, шаги и пульс становятся чаще. По телу разливается тепло, несмотря на снедающий холод.
Сразу же за лошадьми, за повозкой, полной тюков сена, кое-что вижу.
Маленькую повозку с безукоризненными бортами, обитыми гладким черным деревом. Оттуда доносится шорох, и я едва не срываюсь на бег. Но все же заставляю себя не торопиться.
Я подхожу к повозке, но вместо боковых дверей вижу небольшие отверстия в задней части. Оглядываюсь, однако рядом лишь иногда фыркают или переступают лошади, из ноздрей которых вырывается тихое дыхание.
Поднимаю руку и дрожащими пальцами хватаюсь за ручку, дверь легко поддается, даже не скрипит. С минуту глаза привыкают к темноте, а потом, увидев, что скрывается в повозке, я чувствую, как триумф подкидывает меня вверх, а внутри все переворачивается.
На меня смотрят ярко-желтыми глазами, вцепившись когтями в насесты, те, кого я так давно искала.
Армейские почтовые ястребы.
Глава 28
Внутри вольера темно, но по блеску глаз и двигающимся в темноте фигурам становится ясно, что здесь четыре ястреба.
Это дрессированные птицы, поэтому они не трепыхаются и не норовят заклевать, а только смотрят на меня со скукой.
Даже во мраке видно, что эти ястребы великолепные и крупные. Их рыжевато-коричневые перья переливаются блеском, который распространяется и на их острые клювы и лапы.
Я замечаю, что насесты вделаны в стены, а среди сломленных сучьев лежат кости мертвых обглоданных грызунов. Сверху для ястребов вырезано открытое окошко, через которое проникает слабый лунный свет.
Сглотнув, смотрю вниз на плоскую поверхность: из дерева сделали подобие стола – для написания походных посланий. Все, что мне нужно, – здесь, вплоть до свернутых кусочков чистого пергамента, бутылочек с чернилами и птичьих перьев, вставленных в углубления.
Снова оглядываюсь, но все мирно и тихо.
Повернувшись к столу, беру сверток пергамента, отрываю небольшую полоску. Расправляю ее, зажав край бутылочкой с чернилами, а потом беру перо и окунаю его.
Рука так сильно трясется, что я чуть не переворачиваю флакон, но вовремя успеваю его поймать.
– Возьми себя в руки, Аурен, – шепчу я.
Нажимая металлическим кончиком на пергамент, я пишу быстро, небрежно, почерк сейчас хуже обычного. Но никуда не денешься – я слишком тороплюсь, меня подстегивают страх и напряженная обстановка. Мое послание – простое и торопливое, но на большее я сейчас не способна.
Ставлю перо обратно в держатель и вижу в столе коробку с мелким песком. Беру небольшую горстку и посыпаю ей пергамент, чтобы чернила быстрее схватились.
Когда они высыхают, я начинаю скручивать бумагу, не боясь, что слова размажутся, но резко замираю, услышав приближающихся солдат.
– У тебя остались папиросы? – спрашивает грубый голос.
– Да. В моем чертовом кармане, и ты их не получишь.
– Ой, отвали, мне нужно покурить.
Раздается вздох, потом шаги замирают, и я слышу отчетливый звук чиркающей спички.
Судя по шуму, их двое, нас разделяет несколько шагов – они бредут с другой стороны вольера с ястребами. Если мужчины направятся к лошадям, то увидят меня.
Кусая губу, смотрю на свернутую бумагу в руке. Я могла бы сейчас сбежать, забрать письмо и вскоре снова попробовать вернуться.
Но другого шанса может не представиться.
Сердце гулко стучит, на затылке скапливаются бисеринки пота, я наклоняюсь и тянусь к насесту в вольере.
Солдаты болтают, изредка кашляют от дыма, но я заостряю внимание, пытаясь не впадать в панику. Раскрыв ладонь, показываю ястребу пергамент, надеясь, что он хорошо выдрессирован, как мне и показалось вначале.