Впервые Дариус получил послание, когда ему исполнилось шестнадцать — робкая просьба исследователей позволить одному из них занять его тело. Они не могли обратиться к нему напрямую. Всех их безграничных знаний хватило лишь на то, чтобы вызывать на его теле сыпь, сложившуюся так, что можно было заметить в этом закономерность. Исследователи не знали языка, на котором говорит Дариус, — они не могли слышать, не могли думать, как думают люди. Чтобы узнать, им нужно было увидеть мысли человека, но и этого сделать помимо его воли они не могли. Исследователи изучили миллионы людей разных национальностей и рас, но так и не смогли понять этот странный язык общения, способный сжимать груды информации в крохотные символы, звуки. Да и не смогли бы исследователи общаться с людьми голосом, ведь у них не было для этого ртов. Поэтому оставались лишь эти странные послания, язык которых они почерпнули у слепцов. Вернее, не язык, а лишь набор символов, но исследователи надеялись, что верно истолковали их.
— Словно шрифт Брайля, — присвистнул дерматолог, изучая сыпь на спине Дариуса.
— И что все это значит, док? — спросил Дариус.
— Думаю, что ничего не значит. Просто забавное совпадение, — сказал врач.
Но уже в эту ночь Дариус увидел исследователя — призрака, явившегося ему в сгустках мрака. Сердце в груди тревожно екнуло и замерло. Неясный силуэт не был похож на человека — лишь дымка, но его движения были разумны. Дариус не сразу понял, что кричит: дико, истошно, пронзительно, будя родителей и младшего брата.
— Наверное, это был просто дурной сон, — сказал он наутро обеспокоенной матери, но в этот же день отправился в библиотеку и взял словарь для слепых.
Весь вечер Дариус провел перед зеркалом, пытаясь расшифровать странные послания, оставшиеся на его спине, но перевод не дал результата — лишь бессвязный набор букв, такой же неясный и расплывчатый, как явившийся ему ночью призрак. Но призрак решил, что Дариус понял его. Исследователь вернулся ночью и попытался проникнуть в сознание Дариуса. Два существа из разных Вселенных вступили в схватку: долгую, мучительную. И плоть оказалась сильнее энергии мысли. Исследователь ослаб, сдался. Вспыхнул, словно первые лучи рассвета напугали его, и погиб, растаял. Дариус видел, как другие призраки пришли, чтобы забрать своего сородича. Они стояли молча, переливаясь в молочном рассвете предстоящего дня.
— Кто вы такие? — хотел спросить Дариус, но боялся даже дышать, не то что говорить.
Он убил призрака, духа, посланца из другого мира, который хотел подчинить своей воле его тело. И теперь Дариус ждал отмщения, наказания за свою дерзость. Но исследователи не были убийцами. Их вело любопытство, а не ненависть. Они просто ушли. Забрали сородича и оставили Дариуса одного. Ушли в пустоту, растаяли в бликах зарождающегося дня.
Таким был первый контакт. Первый, но не последний. Неутоленное любопытство заставляло исследователей продолжать попытки. Все новые и новые послания появлялись на телах людей по всему миру. Все новые и новые жертвы приносились на алтарь познания. Снежный ком катился с подпиравшего небосвод склона, и ничто уже не могло остановить его. Призраки, тени. Они приходили в чуждый их пониманию мир с надеждой, что однажды найдется тот, кто впустит их в свой разум, позволит понять сложную простоту коротких жизней. И ради этого исследователи готовы были рискнуть всем, чтобы потом, когда любопытство будет утолено, пойти дальше. На другую планету, в другую Галактику или Вселенную, где властвуют иные законы и очаровывает иное великолепие и многообразие. И так до тех пор, пока не закончится отведенное им время.
История тридцать четвертая. Гамадипса
1
Вьетнам. Жара. Сырость. Птичий язык. Джунгли. Солдаты. Крестьяне. Дети. Фотограф. Женщина-гид. Мнонги. Культ духов природы. Длинные дома с соломенной крышей. Земледелие, охота, рыбная ловля…
Роман Остин не писал ничего конкретного. Ни о ком конкретно. Его интересовал весь Вьетнам в целом. Как не интересовала женщина-гид — Тиен, что означало «ангел» или «звезда». Его интересовали все женщины этой страны. Но всех женщин он не мог охватить, не мог уложить в свою постель, поэтому ограничивался Тиен. Она отдалась ему на третий день их совместной работы. Вернее, не отдалась. Нет. Сама овладела им. Страстно и яростно, словно азиатская кошка Темминки — скрылась в ветвях деревьев, подкараулила добычу, схватила и снова сбежала. Все произошло так быстро, что Остин растерялся. Вернее, растерялось его сознание — тело сработало безупречно. Потом все закончилось. Тиен слезла с него, вернулась на пассажирское сиденье рядом с водительским, где сидела минуту назад, и притворилась, что ничего не произошло, чирикнув на ломаном английском, что им лучше не делать длительные остановки на безлюдной вспоровшей джунгли дороге.