Блики, силуэты, тени

Затем была ночь в гостинице города Хошимин, из окна которой была видна протекавшая через город река Сайгон. Долгая и странная ночь, наутро после которой Тиен снова притворилась, что между ними ничего нет, а когда Остин попытался поцеловать ее, отстранилась и наградила таким взглядом, словно он был насильником на темной, безлюдной улице.

В тот день, когда нож в руке подростка, пробив Остину грудь, изменил всю его жизнь, Тиен тоже притворялась, что ничего между ними нет. Притворялась после пары минут безумной кошачьей страсти утром. Потом была дорога сквозь джунгли, деревня мнонгов, окраины поселения, дюжина фотографий, сделанных Остином для своей газеты.

На тот момент они жили в деревне мнонгов больше недели. Местные привыкли к ним, а кузнец после фотосессии, устроенной ему Остином, предложил разделить с ним свой скудный обед. Остин не возражал. Тиен выступала переводчиком. Иногда это был «испорченный телефон» — из-за того, что Тиен плохо знала английский, но как проводник она была безупречной находкой, показывая Остину такие районы и племена, о которых он никогда не слышал. Умирающие племена. Но так уж получилось, что именно подросток из умирающего племени изменил его жизнь.

Они приехали в поселение ближе к обеду. Тиен долго не могла получить у старейшины затерявшегося в джунглях племени разрешения на съемку. Остин оглядывался, жалея, что не позаботился о том, чтобы взять с собой хорошую видеокамеру — фильм мог бы получиться что надо. Особенно когда в хижину с закрытыми окнами отвели беременную женщину. Остин слушал ее крики, понимая, что ни одна фотография не сможет этого передать. Тиен подошла к нему и взяла за руку. Казалось, муки роженицы заворожили и ее. Потом, так же неожиданно, как и подошла, Тиен нырнула в заросли фикуса. Она обернулась лишь однажды, но этого хватило Остину, чтобы последовать за ней.

Вот там все и случилось — под воздушными корнями баньяна и звон ручья, которого Остин так и не увидел. Да и не до ручья ему было. Разум был разгорячен криками роженицы. Тело дышало страстью. Он обнимал Тиен за плечи, а она неназойливо сопротивлялась — это была их игра, их стиль, который заводил Остина. Но молодой подросток, застукавший их, не понял смысла этой игры. Он закричал, набросился на Остина, толкнул его в грудь, а когда Остин примирительно поднял вверх руки, ударил его ножом, который появился, казалось, из воздуха.

Сталь пробила плоть, скользнула между ребер и достигла сердца. Остин ахнул и опустился на колени, уставившись на грубую рукоятку торчавшего из своей груди ножа. Где-то далеко зачирикала Тиен, отгоняя подростка прочь. Затем мир затянула тьма.

2

Остин чувствовал, как Тиен и подросток тащат его к машине. Тиен что-то щебечет.

— В больницу, мне нужно в больницу, — прошептал Остин, но не услышал свой голос. Сил не было говорить. Сил не было даже дышать. И он снова отключился.

Его привел в сознание грохот работающего двигателя их изношенного пикапа. Машина лихо неслась по бездорожью, а подросток, вогнавший Остину нож в грудь, держал Остина за плечи, не позволяя выпасть из машины. Остин заглянул ему в глаза — черные, глубокие — и подумал, что, возможно, именно такие глаза будут у смерти. Глаза, которые заполнят собой весь мир. И ничего больше не будет. Но он еще поборется. Обязательно поборется.

Остин заставил себя смотреть на небо, видневшееся сквозь нависавшие над дорогой ветви вековых деревьев. «Вот так уже лучше, — думал Остин. — Намного лучше». Машину снова подбросило на очередном ухабе. В груди, пробитой ножом, что-то щелкнуло, и кровь заполнила Остину рот.

Остановка. Тиен выключила зажигание — Остин слышал, как наступила тишина. Цивилизация смолкла, осталось лишь пение птиц. Остин застонал, чувствуя, как женщина и подросток перекладывают его на самодельные носилки.

Открыть глаза. Неужели они уже в городе? Но где же люди? Где здания? Вокруг были только джунгли: дикие, непроходимые. Остин хотел спросить, где они, но сил не было. Не было сил думать, пытаться понять, что происходит. И еще эта боль в груди. И кровь, которая заполняет рот. Остин пытался сплевывать ее, но потом понял, что проще глотать. Если бы только нож в груди не причинял столько боли! Остину казалось, что острие раскалилось, выжигая плоть, испепеляя сердце. Лучше уж отключиться, перестать испытывать эту боль. Но сознание отчаянно цеплялось за реальность. Появились силы — особенно когда Остин увидел наполовину затопленную кишащую пиявками яму, к которой принесли его Тиен и подросток.

«Они похоронят меня здесь! — подумал Остин. — Бросят в яму и забросают землей». Ужас был настолько сильным, что Остину казалось, что он сможет вырваться и сбежать. Но ужас не мог оживить умирающее тело.

— Нет, лучше просто убейте меня. Убейте, перед тем как бросить к этим пиявкам! — зашептал Остин, отхаркивая сгустки крови. — Пожалуйста, убейте! Пожалуйста! Нет…